Чешская сатира и юмор - Франтишек Ладислав Челаковский

Он тащится к сыну, бормоча под нос:
— Одолжи-ка мне сито… Печенку нужно сквозь сито протереть, чтоб кусочков не осталось.
— Не дам! — отрезает сын Гилт. — Я вам давал глубокую тарелку из сервиза, а вы разбили ее… Весь сервиз испортили…
Сын Гилт открывает свою половину буфета, жалобно гладит соусник и нежно стирает пыль с пузатой супницы. Растроганно смотрит на большое мясное блюдо. И как только взгляд останавливается на тарелках, его охватывает злость.
— Ну, пожалуйста! — визжит сын Гилт, — было у меня шесть мелких и шесть глубоких. А теперь пять глубоких. Такая у меня проклятая жизнь!
— Одолжи сито! — молит старик. — Печенку нужно протереть, чтобы превратить в кашицу. Я тебе жизнь отдал, вырастил тебя, а ты мне хоть сито одолжи… А когда женишься — куплю тебе новый сервиз…
Сын Гилт подозрительно косится на родителя:
— Фарфоровый! Я бы хотел фарфоровый!..
Старик вздыхает:
— Есть хорошие и фаянсовые сервизы — выглядят, как фарфор!
— Не дам! — орет сын. — Ничего не дам! Вы у меня уже разбили тарелку…
— Ну ладно! — стонет отец. — Куплю фарфоровый. А про себя решает: «Куплю-ка я ему бракованный сервиз. Незначительный брак на фарфоре и не заметишь…»
Старик месит печенку с размоченными сухарями, делая из массы комок. «Хорошо бы нарезать в паштет кусочек сала…» — решает он. Старик сам готовит себе паштет, потому что торговцы слишком дорого дерут. Он приготовит паштет сам, и денежки останутся в кармане.
Глубоко задумавшись, сын издали поглядывает на отца. Он поглощен мыслью о том, как приготовить себе колбасу. А почему бы и не приготовить — вон сколько торговцы дерут за нее. Он купит кишки на бойне и сам сделает себе колбасу.
— И не берись, — возражает отец, — дома так не прокоптишь. Где нам до мясников! У них все налажено… У них печи специальные и все такое… А тебе пришлось бы дровами топить… Вот оно что…
Сын Гилт враждебно глядит на старика и решает сделать себе зельц. Купит немного мяса, немного крови, немного кишок и сделает зельц. Ведь мясники просто уж и не знают, сколько содрать за него.
Так и живут отец Гилт и сын Гилт под одной крышей. Каждый убирает свою половину жилья, у каждого своя часть чулана, и в чулане у каждого свой горшок с салом. Старик сам себе готовит паштет, сын тоже строит смелые планы. Торговцы нынче только и думают о том, как бы урвать побольше, а они приготовят все своими руками, и денежки останутся в кармане.
Старик возится с кастрюлей. Сын наблюдает за ним и думает:
«Разбил мне тарелку из сервиза… Но я женюсь и заставлю купить другой — фарфоровый!»
Мысль о сервизе и жене радует сына Гилта, и он улыбается.
— Я знаю одну молодую вдову, которая сама варит пиво! — говорит он.
Старик Гилт от удивления бросает свое занятие.
— Так, так… — с улыбкой продолжает сын. — Вскипятит воду с сахаром, положит в нее дрожжи и солод и поставит отстояться. А после опустит мешочек с хмелем и процедит…
Старик весь дрожит.
— Закрой хайло!.. Что ты мелешь! Эта вдова нарушает закон… Обоих бы вас за решетку.
Но видение — вдова и сервиз — приятно сыну, и он улыбается…
— А черное пиво она варит из жженого солода, а когда оно свежее — это настоящая мальвазия!
— Молчи! — вопит старый Гилт. — Ни слова больше! Слышишь? Чтоб больше о вдове ни-ни…
И посиневший от злости старик твердо решает, что, если сын женится на молодой вдове и ему придется покупать сервиз, он отдаст их обоих в руки правосудия.
Перевод Н. Качуровского.
Вацлав Лацина{114}
ГОВОРИТ ПАН ЕМИНЕК
* * *
Я — патриот, им был всегда я,
Все чехи это подтвердят.
Тебе, отчизна дорогая,
Служил я, рук не покладая.
Хоть коммунистов всех подряд
Я запирал когда-то в Град,
В поступках этих тем не менее, —
Хоть все теперь меня чернят, —
Республике нет оскорбленья!
Явился немец — нечисть злая,
Гнал в концентрационный ад.
Уколешься, ежа хватая.
Отлично это понимая,
Берег я жизнь свою, как клад,
Сапог врага был чистить рад,
Ругал рабочее движенье.
На положенье трезвый взгляд —
Республике не оскорбленье!
Часы бегут, не уставая.
Обрушился протекторат.
И растерялся я, не зная, —
К вратам предмюнхенского рая
Вернется ли страна назад.
(Путь наилучший, без сомненья!)
По-вашему, — я ретроград?
Республике — вот оскорбленье!
Я прав, когда я бью в набат!
Я — символ стойкости и рвенья!
Бы не согласны? Виноват!
Республике — вы оскорбленье!
* * *
Под игом Австрии мы чудно жили.
Об этих днях вздыхаю я с тоской:
Ведь два гроша за булку мы платили!
Везде порядок, тишина, покой.
Нет давки в поездах, и крепко пиво,
По улицам патруль ведет сержант.
И трудится народ миролюбиво,
И мирно богатеет фабрикант…
Вот греки ж — не польстились на свободу.
Да, выбрать короля — неглупый ход!
С призывом обращаюсь я к народу:
Курс измени! Он в пропасть нас ведет!
Порви, народ мой, коммунизма сети!
Иль ты — игрушка большевистских орд?
Найдется и тебе король на свете.
Короновать его поможет лорд.
Нет ничего у нас — мы все добудем,
Попросим только Англию и США,
И счастливы, как Греция, мы будем.
Воспрянет чешский лев, врагов круша!
Перевод И. Гуровой.
СВИНАРКА
МИХАЛУ СЕДЛОНЮ
…Вот я и говорю (да кушайте же, господа, не заставляйте себя просить!), вот я и говорю, какие теперь времена: жестокие, ох, какие жестокие! Культура, цивилизация — все пошло прахом… Ездили мы как-то в воскресенье — помнишь, Гуго? — ах, это было ужасно! — все хорошие отели заняты: в одном — отпускники, в другом — какие-то курсы… Видно, эти люди страшно необразованны, раз им нужно столько учиться — мы в этом, например, не нуждаемся, нас всему выучили в свое время! Впрочем, о чем это я? Ах да,