Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
– Зачем?
– Высоты боюсь!
– А зачем тогда на дерево полезла?
– Так, за кошкой! Вы извините, но мне пора! Мама волнуется.
– А чего ты на «вы»? После того, как я видел твой мокрый зад и спасал тебя, рискуя жизнью, ты смело можешь звать меня просто Артем. Пойдем! Провожу тебя до метро. Или до дома. Ты далеко живешь?
– Не очень.
Юлька вдруг почувствовала, что ей вовсе не холодно больше. Наоборот, странное чувство словно приподняло ее над землей и понесло куда-то, щекоча кончики пальцев теплом и заставляя глупо улыбаться каждому сказанному Артемом слову.
А Маруська сидела под курткой тихо-тихо, словно греясь у этого тепла и боясь даже мяукнуть, чтобы не спугнуть невзначай эту странную радость. Ее не было видно, но все-таки она была. И даже кошка это чувствовала совершенно отчетливо.
И Артем проводит Юльку до дома. А на следующий день будет ждать ее после работы в больничном парке. И они пойдут в магазин, чтобы купить корм для Маруськи, потому что, как выяснилось, эта кошка что попало не ест и готова сидеть голодной до тех пор, пока в миске не появится что-то удобоваримое по ее мнению.
Юлька понянчит Маруську всего неделю. Ровно до тех пор, пока за Марией Алексеевной не приедет дочь. Она найдет Юлю и попросит ее отдать мамину кошку.
– Вы понимаете, мама так по ней скучает… Пусть уж будут вместе.
– Вы заберете Марию Алексеевну?
– Конечно! Это же моя мама! Все вредничала, не хотела ко мне перебираться. А теперь вот, придется. Спасибо вам!
И Юля помашет вслед женщине, которая, уходя, прижмет к себе мурчащую кошку, и в который раз подумает о том, что чужая душа и чужая семья – потемки. И нечего придумывать того, чего в этой темноте нет. Ведь все может оказаться вовсе не так, как кажется. И если тебе нужна даже мамина кошка, значит, все не так уж однозначно, как могло показаться кому-то со стороны.
И вообще, чем гадать, что и как в чужой семье, лучше строить свою. Особенно, когда есть тот, с кем захочется это сделать. И тогда будет совершенно неважно, кто первым скажет о своих чувствах, ведь главное во всем этом приключении будет совершенно другое.
Главным будет то, что тот, с кем стоит строить свой дом, найдет для тебя время и лестницу именно тогда, когда это будет нужно. И никогда не скажет тебе, что ты «не такая». Потому что для него лучше тебя никого на этом свете просто не будет.
Неоконченное письмо
– Почта, мужики!
Конопатый вертлявый Сашка пронесся мимо Сергея, и тот отставил в сторонку свой котелок.
– Пойдешь? – Арсен искоса глянул на друга, готовый помочь и успокоить, если понадобится.
– Боюсь…
– Экий ты, Сережа, забавный! Вчера на штыки полез за меня, а сегодня боишься письмо получить!
– Не выдумывай! Сам бы справился. Я только помог немножко.
– Ай, какой! Зачем обманываешь? Если бы не ты – моя мама уже плакала бы! Хочешь, с тобой пойду?
– Не надо, Арсенчик! Я сам…
Сергей поднялся, одернул гимнастерку и зашагал туда, где гомонили уже, передавая друг другу письма, сослуживцы.
Но ноги не несли. Каждый шаг давался с таким трудом, что Сергей чуть было не свернул в лес, чтобы только потянуть время. Авось разойдутся все и станет ясно, что ему письма не было…
– Серега! Тебе!
Кто-то сунул ему в руки серый конверт, и Сергей чуть было не отбросил его от себя.
Кто ему письмо прислал?! Зачем это?! Ведь знает он, что никого не осталось! Ни мамы, ни отца, ни Леночки! Нет их! И не будет уж никогда! И дома у него больше нет! Соседка, Галина Степановна, сразу отписала ему о том, что случилось…
«А родные твои там и остались, Сереженька. Мы их как ни пытались, а достать сразу не смогли. Что мы можем? Нас осталось-то… Баба Зина, Таня да я. Остальные – кто где. Васятка Миронов где-то с тобой рядом воюет. Мне Танюша сказала, что видались вы там… Люба Стрешнева с Тамарой уехали к родне куда-то в Сибирь. А нам ехать некуда. Вот мы и остались. И мама твоя тоже отказалась уезжать. Леночка мала еще, да и отец твой совсем плох был… Уж не вставал. Вот она и решила, что дома лучше. А оно, видишь, как получилось… Что сказать тебе еще и не знаю. Береги себя, Сереженька! Ты теперь наше продолжение. Ты да Танечка. Одно нам, старым грибам, утешение. Писать тебе больше не буду, потому как не о чем. Не жди понапрасну. Глаза у меня совсем плохи стали. Ничего почти и не вижу уже. Где уж тут письма писать? Все сказано».
Больше писем Сергей и не получал. Хоть и ждал. Надеялся… На что? И сам не знал.
А этот конверт был странный. Редко уже кому доставались письма в конверте. Все больше треугольники приходили. А тут настоящее письмо…
Открывать его Сергей не торопился. Если некому писать, то, может, и не ему оно вовсе. Хотя, имя вроде его стоит, да и город, из которого отправлено – родной. Только адрес чужой. Улица эта на другом конце города, и знакомых у Сергея там отродясь не было. А имени отправителя нет почему-то.
Арсен подошел к нему, коснулся плеча.
– Что там, Сережа?
– Не знаю…
– Открой! Пока не прочтешь – не узнаешь.
Руки не слушались. Тонкие листочки, вырванные из простой ученической тетрадки, были исписаны мелким, странно знакомым почерком. Все, кроме последнего…
– Мама…
Крик вырвался сам собой, и Арсен вздрогнул, глядя, как скрутило Сергея.
– Ты чего?!
Темнота билась внутри, кричала в голос, но слышно было ее лишь Сергею.
Как такое возможно?! Ее рука! Мамин почерк он ни с чьим бы не перепутал! Но откуда?! Ведь нет ее больше! Нет…
«Дорогой мой сынок, Сереженька! Выдалась свободная минутка, и я пишу тебе. Пусть пару строчек всего, но я-то знаю, что тебе любая весточка от нас в радость. А радости нам всем сейчас очень не хватает. Нужна она. Чтобы сердце не остыло. Чтобы грела его любовь. Все у нас хорошо. Все ладно, насколько это возможно. Я работаю. Тяжело, конечно, но я на своем месте. И пока силы есть – буду на своем посту. Как ты, так и я, родной. Папа лучше себя чувствует. Привет тебе передает! А Леночка вчера утащила у меня
