Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
Света не ответит. Она подойдет к той, что всей своей жизнью доказала ей, что доброта существует, и обнимет мать за плечи.
И не нужны будут лишние слова и доказательства. Ведь то, что ведают эти двое, узнает со временем и та, что так сладко спала у Тани на руках, тихонько посапывая. Совсем как мама в детстве…
Люська-тыква
– Люська! Люська! Поверни башку свою! Тыква! Смотрите, ребята! Тыква!
Школьный двор, залитый солнцем, звенел смехом после окончания первой смены. И насмешливые возгласы должны были бы потеряться на его фоне, но прозвучали так громко, что услышаны были почти всеми. На мгновение двор замер, прислушавшись, и Люся, маленькая и потерянная первоклашка, застыла у школьного крыльца, съежившись от страха и вцепившись в свой большой, несуразный портфель.
– Эй, Люська-тыква! Что?! Испугалась! Ребята, гони ее!
Мальчишки, которые еще несколько минут назад смирно сидели за соседними партами, кинулись к Люсе. Глаза девочки расширились от страха, руки невольно задрожали, и она попыталась бежать, но ноги не слушались.
Сколько раз Люся видела во сне этот момент потом? Не сосчитать!
Липкий, всепоглощающий страх, словно сладкой патокой заливающий все тело, не давая ему двигаться, хватал сначала за кончики пальцев на руках, выворачивая их и заставляя разжаться:
– Брось! Брось этот портфель! Пусть остается здесь, у крыльца! Домой ты придешь без него, и тебе достанется! Да-да! Достанется! Тебя отругают как следует! И это правильно! За своими вещами следить надо! На новые не напасешься с вами!
Люся пыталась стиснуть кулаки, но ничего не получалось. Портфель все-таки падал на землю, а ноги, непослушные, ватные, начинали свой странный и страшный бег, который не приводил никуда, потому что Люся словно прилипала к месту. Она вроде бы двигалась, но в то же время не продвигалась в пространстве ни на миллиметр. И ужас, настырный и гадкий, нарастал внутри, сжимая и выкручивая внутренности, пока не прорывался в пустоту сиплым шепотом:
– Не надо…
Она не видела во сне своих преследователей, лишь слышала их, но от этого было не легче.
Но потом в этот морок врывался звонкий детский голосок:
– А ну! Пошли вон отсюда! Я вам покажу, как маленьких обижать!
И оковы паники спадали, отпуская Люсю на волю, и она просыпалась, вся мокрая от пота, словно мышь, но уже спокойная.
Голосок этот волшебным образом менял сон на реальность, и Люся вспоминала, что она больше не первоклашка, а все плохое осталось далеко в прошлом.
Но это будет потом. А пока…
– А ну! Пошли вон! Я вам устрою!
Хрупкая кудрявая девчушка с пышными белыми бантами в длинных косах неслась через двор, не обращая внимания на окрик бабушки.
В отличие от Люси, Анечка всегда была под присмотром. У нее в наличии были дед и две бабушки, которые соревновались между собой за право забрать внучку после школы.
Маленький ураганчик с растрепавшимися косами храбро бросился в драку, и школьный двор снова замер, наблюдая и оценивая шансы тех, кто только что нагло хохотал над Люсиной большой головой.
– Вот вам! И нечего обзываться! Сами такие! – охаживала Анечка портфелем Люсиных обидчиков.
Люся в панике пыталась сделать хоть шаг, чтобы помочь своей нежданной защитнице, но у нее это не получалось. Коленки дрожали, в глазах потемнело, и последнее, что она услышала, прежде чем темнота все-таки накрыла ее, был возглас Аниной бабушки:
– Детка! Отпусти мальчика! Ему же больно!
«А мне не больно?» – Люся еще успела поймать за хвост эту мысль, но тут же упустила ее, почти с радостью приняв забвение и тишину.
Суетившиеся вокруг нее взрослые разогнали детвору и отнесли Люсю в кабинет медсестры.
Мама, которую вызвали с работы, с директором говорить отказалась.
– Что творится у вас?! Почему ребенка обижают?!
– Понимаете…
– Нет! Не понимаю! И понимать не хочу! Наведите порядок! А потом мы поговорим!
Она осторожно приподняла с кушетки и обняла за плечи Люсю, бездумно пялившуюся в потолок уже добрых полчаса, потому что вставать ей категорически запретили.
– Ты как, дочка?
Люся, уткнувшись в мамину грудь, вдохнула такой знакомый запах лаванды и молока и засопела, борясь со слезами.
– Не надо, маленькая! Не плачь! – мать жесткой узкой ладонью смахнула слезу со щеки Люси. – Все хорошо будет! Я обещаю! Никто тебя больше не обидит!
Как же Люсина мама ошибалась тогда…
Обидят ведь! Еще как обидят… И не раз. И прозвище это обидное – Люська-тыква – прочно закрепится за ней и будет преследовать ее долгие годы.
И только один человек все это время будет смотреть на нее иначе, чем другие. Не замечая асимметрии, которая со временем станет почти незаметной. Не видя несовершенства, а чувствуя душу.
А душа у Люси была огромной. В ней хватало места для всего живого. Для родных и близких, для котов и соседских собак, для букашек-таракашек, которых Люся могла часами разглядывать, сидя на корточках у какой-нибудь дорожки в парке и склонив набок тяжелую свою, умную голову.
Голова Люсина и правда была умной. Учителя с первого класса поражались Люсиной фотографической памяти и обилию знаний, которые девочка тщательно скрывала, опасаясь новых насмешек.
– В такой тыкве и должно быть много мозгов! Только ты все равно тупая, Люська! Поняла? И никогда умной не будешь!
Люсины обидчики не успокаивались, конечно, но хотя бы кулаками больше не махали. Анечка билась за подружку так, что с ней опасались связываться. Вот только завязать языки бантиком противным мальчишкам она не могла. А потому грозила кулаком издалека и поправляла воротничок подруге:
– Люсь, ты их не слушай! Ты красивая! По-своему, конечно. Бабушка говорит, что каждый человек красив по-своему.
– Что во мне красивого, Ань? Правильно они все говорят… Я на тыкву похожа…
– Нет! – Анечка яростно спорила с подругой. – Ничего подобного! Не давай им так делать! Не давай себя обижать!
Люся молчала в ответ. Ей было что сказать подруге, но это было слишком тяжело.
Люсина мама ведь тоже была умной. Очень умной. Вот только счастья ей это не принесло. Она встретила Люсиного отца, и карьера ее как талантливого физика была окончена. Елена стала просто женой и матерью, ведь в семье, по мнению папы Люси, не было места сразу двум гениям. А уступать свое он жене не собирался.
Отец Люси работал в космической отрасли. Числился там светилом, которому место было в далекой-предалекой галактике и
