Там, где поют киты - Сара Харамильо Клинкерт
Они продвигались вперед без спешки и без определенности, поднимая пыль, сотрясая листья на деревьях, сбивая ветки, которые осмелились нависнуть над ними по пути. Канделария смотрела на Факундо искоса, чтобы не встречаться с ним взглядом. Ей казалось, чем дальше они продвигаются, тем меньше она его знает, а чем меньше она его знала, тем теснее и душнее становилось ограниченное пространство машины, которое приходилось с ним делить. Они были два несозвучных существа, направляющиеся в дальний край, даже не представляя, где это. Она не знала, смеяться или плакать над этой абсурдной ситуацией.
Не зря отец утверждал, что все мы тянемся к тем, кто на нас похож: «Нет в мире ничего более неудобного, чем быть не на своем месте. А мы, люди, любим, чтобы нам было удобно» — именно так он говорил. И хотя бы в этом он оказался прав, потому что ей было до крайности неудобно. Если бы она лучше слушала отца, сейчас не ехала бы в машине без лобового стекла с психом, рвущим на себе волосы, как депрессивный попугай, который своим клювом выщипывает себе перья.
Но у нее все равно не было другого выбора, кроме как двигаться дальше вперед, потому что позади на пути она оставляла намного больше, чем просто пыль. Она двигалась вперед по инерции, туда, куда указывали стрелки на дороге. До самого конца, пусть она и не имела ни малейшего представления, каким он будет. Тут она вспомнила хромого старика, обозвавшего ее девочкой, того, в нелепом галстуке-бабочке и офисных туфлях, который считал, что под водой невозможно петь. И это воспоминание снова заставило ее задуматься, как человек вообще понимает, где конец. Но она по-прежнему не находила ответа, который бы ее удовлетворил.
* * *
Клетки в этом мире повсюду, но стоило Факундо сказать, что ему срочно надо купить клетку, как те исчезли во всех магазинах по пути. Они остановились в пяти-шести местах, и везде клетки кончились, а если и были, то слишком маленькие или с тонкими прутьями, недостаточно прочными, чтобы выдержать удар птичьего клюва, приспособленного крушить несокрушимое. Пока Факундо рвал на себе волосы, Канделария грызла ногти и пыталась незаметно выспросить у продавцов, не знают ли они, где поют киты.
Первый посмеялся над вопросом, он даже не знал, что киты вообще умеют петь. Вторая продавщица была немая и продавала товары в своей лавке, тыкая в них пальцем и указывая цену на доске, которая висела у нее на шее. Третий, пьяный, едва держался на ногах за прилавком и испускал поток бессмыслиц, вызывавших скорее смех, чем жалость. Четвертый дал банальный ответ: что киты, ясное дело, поют в море, только он не знает точно, где именно. Пятая перепутала китов с сиренами и сказала, что они вымерли. Или, может, вообще не существовали. Наконец она признала, что сама не знает, чему верить: логике или картинкам, на которых изображены женщины с рыбьими хвостами, — но картинки она точно видела в какой-то книге.
В шестой магазин они зашли не потому, что он выглядел так, будто там продаются клетки, а потому, что кончился бензин. Продавщица сообщила Факундо, что через два километра есть колонка, и он, смирившись, отправился пешком под безжалостным полуденным солнцем. Жара была такая, что шоссе, казалось, плавилось. Осталась позади пыль грунтовых дорог, и теперь повсюду царил асфальт.
Канделария заставила его надеть шлем, потому что опасалась, что иначе он вернется без волос. Они были так близко от моря, что уже не видно было гор, и солнце атаковало всех без сочувствия. Факундо еще не успел далеко отойти, когда она заметила, что его силуэт делается все более размытым и воздушным, как у призрака. У него не было тени, потому что солнце стояло высоко. Канделария проводила его взглядом, пока его очертания не растворились в асфальте, и тайком пожелала, чтобы так и случилось. Дожидаясь его возвращения, она стала обследовать магазин, куда привел их случай.
С потолка свисали ветряные колокольчики ручной работы, сделанные из улиток и разноцветных ракушек. Повсюду стояла всевозможная мебель и предметы обихода из деревьев, отбракованных лесорубами или не переживших бурю на реке. Они плыли по течению до самого моря, а там древесину, пропитавшуюся солью и селитрой, обрабатывал неустанный прибой. Теперь это были стулья, палочки, столы, лампы, потому что кто-то унес те деревья с берега и отполировал, создав вещи невероятной красоты, но сомнительного удобства. Некоторые даже не были отполированы, а назначение им еще надо было придумать. Предмет, похожий на стул, продавался как стул, но если кто-то представлял его прикроватной тумбочкой, тогда он оказывался тумбочкой. Канделария подумала, что по-настоящему особенными эти предметы делает невозможность изготовить два совершенно одинаковых.
Она бродила среди картин с морскими пейзажами, забальзамированных животных, коралловых скульптур, панцирей морских черепах, шкур игуан и разноцветных змей, которые напомнили ей об Анастасии Годой-Пинто. Она видела части кораблей, якоря, штурвалы и лодки, которые казались такими же древними, как само море. Когда продавщица подошла спросить, ищет ли она что-то конкретное, она воспользовалась случаем и спросила, не знает ли та, где поют киты. У нее было хорошее предчувствие. Хозяйка подобного магазина уж наверняка должна была такое знать — и потому Канделария остолбенела, когда ответ оказался отрицательным. Никогда еще слово «нет» не отзывалось в ее разуме с такой силой. Оно пронзило ее как меч, ударило с силой гигантских церковных колоколов. Отголосок эха долго бился у нее внутри: нет, нет, нет.
Земля ушла из-под ног, она почувствовала, будто растворяется так же, как растворился силуэт Факундо в раскаленном асфальте, как обрывки крыльев насекомых, влетевших в автомобильное стекло. Ей захотелось убежать отсюда, шаг за шагом вернуться назад. Канделария вышла на парковку, взяла свой рюкзак из неподвижной машины. Встряхнула его, подняв облако пыли, от которого она тут же расчихалась. Потом она быстрым шагом направилась к дороге, осуществлять свой единственный план: поймать попутку и сесть на первую же, которая повезет ее обратно в сторону гор. В этот момент она желала только одного: оказаться дома, в безопасности, в надежных объятиях матери. Она представила, как та на балконе включает музыку растениям, разговаривает с круглыми камнями и танцует с зелеными щупальцами лиан. Представила, как та обнимает стволы
