Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева
Ветер мотал металлический плафон фонаря, отчего пучки света попеременно выхватывали узкую тропинку, сугробы, дома, крыши, цепочку людей. Елена Марковна торопила, забегала вперёд, нетерпеливо ждала. Пока она разыскивала сына, обзванивая всех подряд, образовалась группа желающих помочь: соседи, родственники и родители одноклассников.
Теперь все, невыспавшиеся и уставшие, неторопливой цепочкой тянулись к кочегарке, около которой стояли гаражи и чёрные покосившиеся сарайчики. Их было штук двадцать. Они выстроились в линию под одной общей крышей. Кто-то перестроил свой гараж под сарай, или, наоборот, кто-то оборудовал в гараже кладовку.
Скоро оказались на месте. За последние дни выпало много снега. Раньше, чтобы взобраться на крышу гаража, дети пользовались чьей-то припрятанной гнилой лестницей. Почерневшая от времени, она была тяжёлой и неудобной. В ней не хватало второй перекладины, но дети приладились – ноги в растопырку, чуть подтягивались на руках. Подталкивали друг друга.
Ася огляделась. Понятно, что лестницу занесло. Но есть секрет: у седьмого – крыльцо с решёткой. От него совсем недалеко до козырька. Хозяин этого гаража самый злой, как увидит детей, так и орёт на них благим матом. Но сейчас ночь, сейчас можно, да и взрослые рядом.
Вскарабкалась по решётке, ухватилась за выступ сломанных досок, оказалась на крыше. За Асей поторопились двое мужчин. Гурьбой осторожно двинулись по доскам, засыпанным снегом. Главное – не «поймать гнилуху». Доски гнили по-разному: на вид вроде крепкие, а внутри труха. Особенно под снегом не видно.
Ася подошла к тому месту, откуда обычно прыгали. Снега намело под самую крышу. В темноте снег казался серой бетонной плитой. Никакого интереса прыгать. И молодец, что не пошла.
Мужчина включил фонарь, осветил снег. Местами он словно был изрыт.
– Матвей! – неожиданно громко позвал мужчина в темноту.
– Матвей!! – голос второго звучал гораздо громче.
Долго ждали ответа.
Тишина.
Несколько раз повторили, снизу стали помогать. Кричали – слушали. Кричали – слушали, медленно двигались от одного края крыши к другому.
В какой-то момент Ася уловила тихий звук. Шёл откуда-то со стороны кочегарки, из глубины снега.
– Супня! – заорала она и показала на кочегарку. – Он там! Там! Я слышала!
– Тихо. – Ей прикрыли рот варежкой. – Тихо, девочка, тихо.
Супню откопали, он стоял солдатиком в высоком снежном тоннеле. Самостоятельно ни за что не выбраться.
Для Аси мысль, что Супня мог погибнуть, – просто жесть и жуть. Гульназ по этому поводу выразилась более туманно: эта история повергла всех в отчаянную беспросветность…
Ася стояла перед зеркалом и репетировала поклоны: поприседала, правую ножку за левую, руки в стороны.
– Ну как?
– Отлично! – Гульназ протянула деньги. – За хлебом сбегай.
– У нас репетиция, – заканючила Ася
– Сбегай быстро. Как раз свежий подвезли.
Всё-таки Ася на Гульназ обиделась, особенно разозлил тон, не терпящий пререканий. Сказала как отрезала. По изменившемуся выражению Асиного лица Гульназ поняла – снова переборщила.
– Ладно, не дуйся. – Гульназ обняла Асю.
Ася натянула облезлую заячью шубку. На обратном пути, обкусывая хрустящую корочку, мечтала, как устроит театр в коридоре. Дверь подъезда обледенела, открывалась с трудом. Вместо стекла фанера. На стенах иней. По островкам сохранившейся краски стекал конденсат с запахом извести. Теплее становилось только на третьем этаже. «Здесь и будем репетировать», – решила Ася. На втором этаже стукнула в дверь к Наташке:
– Выходите, через пять минут буду. Зови всех. Главное, чтобы нас соседи не прогнали.
На площадке третьего этажа Асю догнал Супня, нелепо сунул ей в лицо газетный свёрток с тремя красными гвоздиками. Ух ты! Зимой найти в Губахе живые цветы?
– Возьми. Мама дала.
Ася понюхала. Видимо, измученные долгой дорогой, гвоздики не пахли.
– Я это… – топтался на месте Супня, – я это… буду Каем. Как там у тебя в спектакле?
– Спасибо тебе большое, – растерялась Ася от покладистости Супни и от того, что кажется, поставить спектакль получится.
Теперь их уже пятеро. Присоединились Сюзанна Пантелеймонова и Марушкин.
Марушкин получил роль сказочника, Сюзанна – разбойницы. Остальные второстепенные роли распределили на всех более или менее поровну. В итоге у каждого получилось по две-три роли. Ася запоздало поняла, что, кроме платья Снежной королевы, потребуется ещё уйма всякого барахла – выучила правильное слово «реквизит».
Всей толпой пошли к Василисе Николаевне. Ася думала, прогонит. Нет! Впустила в кладовку, переполненную реквизитом. Они долго рылись в богатстве и бесконечно удивлялись флагам, мечам, пожелтевшим рулонам. Афиш было много, они стояли столбиками или лежали на полках. При разворачивании афиши тихо шелестели и упорно норовили вернуться в состояние скрученного покоя.
Обнаруживая очередную находку, долго соображали, куда её применить. Сюзанна для разбойницы нашла деревянный пистолет. Шляпа с пером не подошла никому, зато горн пригодился Марушкину. Он моментально придумал хохму: одновременно с силой дул и приседал. Дико и смешно. Ася потом сто раз пожалела, что позволила Марушкину это баловство. Впрочем, вскоре сама дула и приседала. Но потом всё равно пришлось горн отобрать и спрятать между афишами.
Репетировать решили три раза в неделю – во вторник, четверг и воскресенье. На самом деле все репетиции проходили не так, как Ася ожидала. Думала, будет весело и не сложно. Все будут учить роли, вникать в смысл текста. Сначала Ася не понимала, почему её никто не слушает. Надо обязательно её слушать, ведь это так естественно, раз она придумала этот спектакль.
– Чего ты тут раскомандовалась? – бухтел Марушкин и грозился уйти.
Верке приходилось по пять раз на дню напоминать про репетицию.
Сюзанна наотрез отказалась совать пистолет за пояс юбки.
Чем больше Ася соглашалась, чем больше трусила, тем сильнее теряла свой авторитет.
Пока их из коридора не прогоняли соседи, они толпой бегали по этажам, кричали, ссорились, теряли сценарий, забывали слова. Получался сплошной балаган.
– Что это такое? – кричала Ася. – Не может Снежная королева ходить на шпильках!
Верка с трудом уломала маму дать ей на репетицию модельные туфли. Теперь она цокала по полу и вместо того, чтобы вникать в роль, следила за тем, чтобы её каблуки звучали громко и часто, даже когда сидела на ступеньках, притопывала.
– Марушкин! – кричала Ася в проём лестничного марша. – Марушкин, ты где?
– Я устал, – отзывался Марушкин из глубины первого этажа, – ты реально достала. Марушкин то, Марушкин сё.
– Но мы не можем без тебя. У тебя же самая главная роль.
– А у меня? – в один голос спрашивали другие и обижались.
– Марушкин, – стонала
