Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева
Потом, наконец решившись, просит:
– Отвернись.
– Дань…
– Отвернись, я скажу, когда можно.
Послушно поворачиваю голову в сторону и закрываю глаза. Слушаю, как Чернышевская шуршит одеялом и собственной одеждой. А потом вдруг поднимается и, перекинув через меня ногу, садится верхом.
Не дожидаясь разрешения, резко распахиваю веки и дышать перестаю. В белой майке и белых хлопковых трусиках сидит на мне, рассчитывая, видимо, что я настолько сильно болен, что буду вести себя сдержанно. Только у меня кровь за секунду вскипает, готов поспорить, моя температура тела сейчас гораздо выше сорока градусов. Уже пора вызывать скорую?
Дания отводит правую ногу чуть в сторону и взглядом показывает, куда смотреть.
На внутренней стороне бедра четыре длинные отметины. Так же неровно зажили, как и на руке.
Тяжело сглатывая, гипнотизирую их взглядом. Потом протягиваю руку и бережно отсчитываю их большим пальцем: раз, два, три, четыре. На каждом она слегка вздрагивает. Подняв на нее глаза, вижу, что Даня следит за каждым моим движением. Я накрываю шрамы ладонью.
Говорю осипшим голосом:
– Спасибо. Что доверилась. Они часть тебя, и их я тоже буду любить. Но новых быть не должно.
– Не будет, – отвечает едва слышно.
Сама дышит поверхностно через распахнутые губы, моя рука слишком близко к ее белью, мы оба это понимаем.
Продолжая смотреть ей в глаза, я выпрямляю пальцы, и два из них проходят по касательной там, где не должны. Или наоборот?
– Что ты чувствуешь? – зачем-то спрашиваю.
– Как на крутом вираже американских горок, – отвечает Чернышевская тихо.
– Страшно?
– Больше волнительно. И горячо. Тут, – она прикладывает ладонь к солнечному сплетению, а потом опускает ее ниже, – и вот тут.
– Даня-а-а-а, – тяну, почти задыхаясь, – скажи мне, я похож на джентльмена?
Она отрицательно качает головой. А потом касается прямыми пальцами лба и медленно отводит руку в сторону, глядя мне в глаза. Отдает честь.
Глава 27
Дания
Впервые за долгое время в школу я иду, как на казнь. Раньше я терпеть не могла понедельники, а за последний месяц как-то даже… полюбила. Знала, что увижу Капралова, и просто бежала. Сегодня же все иначе. Рус дома на больничном, а я, ежась от холодного ветра, тащусь на первый урок с очевидным опозданием и проклинаю все на свете. Когда телефон вибрирует в кармане теплого бомбера, начинаю поспешно его доставать, путаясь в подкладке.
Руслан: С праздником, родная.
Даня: С каким?
Руслан: Ты гонишь?
Даня: Ахахах
Даня: Прости! Я шучу.
Даня: И тебя тоже с праздником.
Даня: Где мой подарочек?
Руслан: Приходи ко мне, подарю кое-что приятное.
Даня: Фу, Русик, ты пошляк.
Руслан: Да? А мне кажется, это ты))
Руслан: У меня реально есть подарок, шальная)
Даня: Блин
Руслан: Пиши мне, хорни герл
Руслан: Я волнуюсь.
С горящими щеками сую смартфон обратно. Боже, ну что за дурочка. Понимаю, что улыбаюсь, как ненормальная. И чувствую себя счастливой, защищенной, любимой, нужной. И еще сто тысяч приятных слов, которые теперь имеют отношение ко мне.
Это были сложные несколько дней, но, кажется, они того стоили. И это было нужно нам всем. Даже моей маме. Не знаю, как бы она иначе приняла Руса, если бы не услышала, как он, больной и мокрый, перемежает кашель, стоны и мое имя.
Хотя поначалу в динамик телефона она орала дико, конечно.
Вспомнив несколько первых разговоров, когда она обнаружила мое отсутствие дома, я морщусь.
Не скажу, конечно, что мама резко его полюбила, но Капралов определенно произвел на нее впечатление. Да и Коля тоже. Добрый викинг, видимо, умеет убеждать.
Конечно, Руслан не хотел сегодня отпускать меня одну. Но это не вечеринка, на которую можно не идти, если у тебя нет настроения. Это школа, а я и так пропустила уроки в пятницу.
Поэтому вспоминаю, как собирала себя раньше каждый день. Навешиваю на лицо непроницаемое выражение и поднимаюсь по ступеням. Задержав дыхание, тяну на себя тяжелую дверь.
Тут же вижу Илью, Артура и Ксюшу с Жанной из нашего класса. Они каждый день тусят в холле до звонка на первый урок, и я уже почти отвыкла от того, как сжимается все внутри от тревоги, когда их насмешливые взгляды сканируют мою фигуру.
Замечаю, как Адаменко осматривает меня, а затем пространство за моей спиной. Впервые за долгое время не видит со мной Руслана, и его губы трогает какая-то неприятная ухмылка.
– Привет, Черныш! – кричит он мне.
Я игнорирую. Принимаю независимый вид и иду переодеваться. Затем, смешавшись с толпой рослых девятиклассников, двигаюсь к раздевалкам. Тело еще помнит, как нужно вести себя в условиях охоты. Когда жертва – это ты.
Так что я быстро возвращаюсь к прежнему режиму выживания. Ощущения на минус четыреста сорок сопящих песиков из десяти.
На переменах отсиживаюсь у дяди Миши, одна по коридорам не хожу, на уроках не отсвечиваю. К концу дня мне кажется, что я так сливаюсь с окружающей обстановкой, что сама перестаю себя видеть, куда уж там Адаменко.
Так что после последнего урока я, абсолютно спокойная, еще на пятнадцать минут захожу к трудовику, где мы обсуждаем «Убить пересмешника»:
– Почему ее нет в списке литературы? – спрашиваю, сидя, как обычно, на парте.
– Потому что его составляли дебилы.
Смеюсь и подначиваю:
– Ты бы по-другому составил? Что бы там было?
– Ох, Данька, – дядя Миша оживляется, – я бы разгулялся!
– «Мастера и Маргариту» бы оставил?
– Обижаешь!
Я смеюсь и цитирую:
– Помилуйте!
– Разве я позволил бы себе налить даме водки? – подхватывает трудовик.
– Это чистый спирт.
– Именно, – улыбается он.
– Ладно, дядь Миш, я пошла, – соскакиваю с парты и забираю свой рюкзак, – физра сама себя не сдаст.
– Давай, Данька, в здоровом теле – здоровый дух.
Я смеюсь и машу ему на прощание. Про здоровый дух наш трудовик точно знает больше остальных. По опустевшей лестнице поднимаюсь к спортивному залу. Я должна была сдавать нормативы в пятницу, но все пропустила, так что договорилась с учителем, что подойду сегодня после уроков. Наш принципиальный дедок всю душу вытрясет, но каждого заставит отжиматься, чтоб у него пробелов в журнале не было.
Пока достаю форму, с облегчением думаю о том, что понедельник прошел, и все оказалось не так уж страшно. Еще четыре дня поприкидываюсь невидимкой, а потом вернется Руслан, и все
