Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева
Может быть, именно поэтому, когда Рус открывает мне дверь, я в эту же секунду начинаю реветь.
Улыбка слетает с его лица, и он сгребает меня в объятия. Вжимаюсь лбом в грудь своего парня и, наконец-то, расслабляюсь, отчего начинаю плакать еще сильнее.
Капрал гладит меня по голове и бормочет:
– Тише, родная… Я с тобой, все хорошо. Птичка, хорошая моя, ну что ты?
Потом обхватывает ладонями лицо и заставляет посмотреть на него. В черных глазах так много эмоций. Там и страх, и злость, и смятение. Еще ничего не знает, но уже обо всем догадывается.
Я прячу пальцы в рукав и им же вытираю нос. Потом нерешительно улыбаюсь:
– А что за подарочек?
Если бы Руслан был мультяшным персонажем, у него, наверное, от такой бесхитростной перемены темы челюсть на пол бы упала. Кажется, я почти вижу, как у него из ушей идет пар. Я почти вижу, как он борется с собой, и наконец говорит спокойно:
– Дома. Зайдешь?
– Конечно, я же за этим приехала.
Он хмыкает, но как-то отстраненно:
– За подарком или для того, чтобы зайти?
– Угадай, Капралов.
В квартире снимаю кроссовки и куртку. Пока Рус вешает ее в шкаф, я обнимаю себя за плечи и замираю. Думала, что мне удалось выйти из ситуации достаточно ловко и достойно, гордилась даже собой. Но теперь, кажется, накрывает жестокая волна запоздалых эмоций.
Вспоминаю, как меня разглядывали в раздевалке, и даже через худи чувствую, как усиливается болезненная хватка моих собственных пальцев. Поймав себя на том, что радуюсь знакомому ощущению боли, заставляю себя расслабиться.
Капралов подходит и накрывает мои ладони своими. Заглядывает в глаза так требовательно, что мне становится не по себе.
– Где Коля? – спрашиваю, из последних сил отодвигая неизбежный разговор.
– У Даши. Дань, что случилось?
Я вспоминаю идиотскую шутку Адама про ролевые игры, и мои глаза снова наполняются слезами. Боже, ну сколько можно плакать…
Рус касается моего подбородка двумя пальцами, а потом смотрит ниже и хмурится. Там из-под толстовки на молнии торчит воротничок кремовой блузки. Он берется за «собачку», тянет вниз, распахивает полы в стороны, спрашивает:
– Что это?
– Новый стиль.
– Чернышевская, ты терпение мое испытываешь?
– И безумно рада, что ты так долго держишься. Растешь. – Я улыбаюсь сквозь слезы.
Потом вытираю пальцами глаза и запоздало вспоминаю про косметику. Глубоко вздыхаю и сообщаю:
– Умоюсь и все расскажу, ладно?
Капрал делает приглашающий жест рукой в сторону ванной и заходится лающим кашлем.
Смывая остатки мейкапа мылом, потому что ничего другого у них, разумеется, нет, я кричу в сторону коридора:
– Ты делаешь ингаляции?
– Конечно, Даня, я делаю долбаные ингаляции, – раздается за моей спиной.
Мои глаза крепко зажмурены, но я всеми рецепторами чувствую, как от моего волчонка фонит едва сдерживаемой агрессией огромной силы. И то, что я медлю с разговором, совсем не помогает.
Промокнув лицо полотенцем, которое втискивает мне в руки Рус, смотрю на него и ощущаю себя очень уставшей. Нужно просто рассказать. Мы договорились о честности, и я не собираюсь это нарушать. Просто беспокоюсь за то, как он отреагирует.
Скомкав в руках махровую ткань, присаживаюсь на бортик ванны и все ему рассказываю.
И про то, как забрали одежду, и про то, как парни на меня смотрели и что говорили. Честно докладываю о своей модельной проходке в нижнем белье по коридорам школы. Завершаю тем, что мы с Инессой Евгеньевной нашли почти все мои вещи, кроме футболки. Точнее, ее мы тоже обнаружили, только на улице, поэтому надеть ее не смогла. Хотела накинуть худи на голое тело, но наша добрая русичка настояла, чтобы я взяла ее запасную блузку, чтобы не замерзнуть. Тем более, что я и так в ней ходила, пока мы играли в поиски сокровищ.
Капрал все это время молчит. Просто стоит, привалившись плечом к косяку, а глаза его меняют оттенки гнева. От просто мощного до того, который вот-вот уничтожит все живое на этой планете.
– Адаменко, Базоев и Сурикова? – уточняет он тихо.
Я киваю и тут же вцепляюсь в его руку:
– Рус, пожалуйста, только не делай ничего!
Он сжимает зубы так, что под кожей проступают желваки. Кривится и переспрашивает так, будто я его оскорбила:
– Не делать ничего?
– Пожалуйста, попробуй меня услышать… Господи, Руслан!
Капралов разжимает мои пальцы и выходит из ванной. Я, конечно, тороплюсь за ним. Бормочу сбивчиво:
– Пожалуйста, пожалуйста… Родной, ну не нужно, я так за тебя боюсь.
– Ты за меня боишься?! – повышает голос, развернувшись на пороге кухни.
Сбившись, я замолкаю. Он прикрывает глаза и глубоко вдыхает. Потом произносит сдержанно:
– Я в бешенстве, Дань. Но не из-за тебя. Пожалуйста, сделай чай или что захочешь, сейчас подойду.
Заметив мой взгляд, выпаливает:
– Мне нужна минута, блин!
Обиженно надувшись, протискиваюсь мимо него и щелкаю кнопкой на электрическом чайнике. Гремлю кружками, кидаю в них чайные пакетики, точно зная, что никто из нас пить это не будет. Прислушиваюсь к тому, чем занят Капрал. Он действительно просто уходит в свою комнату. Ни с кем не разговаривает, и всего один раз я слышу глухой удар. Вроде бы, о шкаф.
Потом Рус возвращается с непроницаемым выражением лица.
Садится за стол, придвигает к себе кружку. Пялится в нее молча.
Я говорю:
– Это надо пить. Не просто смотреть.
– Птичка, ты стендап пишешь? Шутками фонтанируешь.
– Это на нервах. Разговаривать будем нормально? – спрашиваю угрюмо.
– Я не знаю, что тебе сказать.
– Рус, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня.
– Нормально все будет.
– Рус, нет. Обещай, что не будешь ничего делать.
– Обещаю, что со мной все будет в порядке.
Смотрю на него исподлобья. Думаю. Пытаюсь понять, что можно сделать.
– Что сказала русичка?
– А?
– Просто интересно, она всегда все пытается замять?
– Я сказала, что это была игра на слабо… – поясняю тихо.
Во взгляде Руслана ясно читаю укор. Как будто из нас двоих это он самый рациональный и осознанный.
Спрашивает:
– Поверила?
– Не думаю. Она камеры ходила смотреть. Знал, что по всей школе их натыкано на каждом шагу? Только звук не пишут.
– Так это же хорошо. Можно им предъявить.
– Я не буду, – отвечаю твердо.
Капралов закрывает
