Суп без фрикаделек - Татьяна Леонтьева
Вечером мне стало так тоскливо, что я даже не пошла на банкет. Что я там буду, одна шататься с бокалом вина, как бедная родственница? Или приставать с разговором к полузнакомым издателям? На экскурсию тоже не хотелось. Я там уже была. Нас опять повезут в часовню, которая изображена на десяти рублях. И опять похвастаются, что в Красноярске наконец родился миллионный по счету житель.
И я отправилась варить макароны и тушить капусту. В квартире было холодно, я набросала на себя все одеяла, листала книжку и тщетно пыталась уснуть. К ночи за окнами завыл какой-то прямо ураган. Я думала, выбьет стекла. Свистело так жутко, что я испугалась: наверное, штормовое предупреждение, красноярцы прячутся в подвалах, а я, иногородняя, останусь здесь, занесённая снегом через оконные проёмы.
Утром стихло.
Игорь пришёл как по расписанию и развернул свой альбом. Я вспомнила ночной кошмар и спросила:
– А вы слышали, как ночью выло? Или это только в моем районе?
– Слышал, а как же, – кивнул Игорь и медленно запрокинул голову. – Но к утру я договорился.
Мне стало ещё тревожнее, чем ночью.
– С кем… договорились?
– Ну как? Со стихией. Я попросил, и утихло. Да, и не удивляйтесь. Мне сегодня, кстати, счастливый билетик попался. Так что японок, наверное, купят.
– Наверное, – пробормотала я.
Так тянулся день. Японок не покупали. Наши книжки понемножку разбирали, и помимо Игоря у меня то и дело возникали собеседники. К концу дня я уже не знала, о чем его спросить. Не про кошек же разговаривать.
– А вы на банкет вчера ходили? – вдруг вспомнила я интересную тему.
Про банкет все издатели всегда рассказывают одно и то же. Что коллеги налетели на угощение как дикие, за двадцать минут всё слопали и выпили, а потом ещё и прихватывали с чужих тарелок, если зазеваешься. При этом никто не хвастается, сколько бутылок вина и сколько пирожков вынес в своей собственной сумке. Мне, честно говоря, тоже всегда хотелось напихать пирожков для Коваленко, но я стеснялась. Я рассчитывала, что Игорь поддержит эту тему и охотно начнёт клеймить невоспитанных издателей.
Ой, и не спрашивайте, – отмахнулся он. – Я только на пять минут зашёл. Я же не могу. Меня же Принцесса ждёт.
Я чуть не поперхнулась. Принцесса? Впрочем, у миллионера, в загородном доме… Кто их знает…
– Ну Принцесса, Принцесса. Она у меня самая младшенькая.
Кошка. Я была разочарована.
– Хотите, покажу?
Полчаса Игорь показывал мне на мобильнике кадры с котами, кошками и котятами всех мастей. Белая Принцесса там явно преобладала, так что я усомнилась, довольны ли остальные загородные коты и не готовят ли они бунт в защиту равных прав.
– Да ну вы что, ну Принцесса же! – приговаривал он с нежностью. Как будто мы с ним уже тысячу лет знакомы и я наизусть знаю всю эту его компанию. А Принцессу проглядела. Меня, кстати, он ни разу ни о чём не спросил за всё это время. Даже про работу. – Разве я вам не рассказывал, как она у меня появилась?
Я приготовилась слушать.
– Это случайность, чистая была случайность, – начал он даже как-то эпически, издалека, как будто предаваясь воспоминаниям. – Я не собирался её брать. Хотя знаки в тот день уже были… Мой друг перевозил котят в автомобиле. А я случайно оказался рядом. Котята были в коробке из-под торта…
Неожиданно голос его дрогнул. А глаза покраснели и увлажнились. Как такое возможно? Бац – и у человека в одно мгновение лопаются мельчайшие сосудики, потому что котята ехали в коробке из-под торта. Вообще, с коробкой из-под торта у меня нехорошие ассоциации, и тоже на кошачью тему. Когда наш кот умер, мы положили его именно в коробку из-под торта, свернув калачиком. И укрыли там одеялком. Как будто ему ещё могло быть холодно. Так и схоронили, в коробке. Мы с сестрой тогда были ещё маленькие и ревели по коту месяца два.
Я перестала обращать внимание на проходящих людей.
– И вот мы уже поехали… мы уже отъехали… А я ему говорю: подожди, остановись!
Голос у Игоря сделался тонким, и нижнюю часть лица дёрнула какая-то судорога. Мне стало не до смеху.
– Я же чувствовал, у меня в тот день знаки были… И я ему говорю: там же что-то не так. Надо посмотреть. А он говорит: ерунда. Я заставил его остановить машину, заставил. Мы достали эту коробку из багажника и увидели, что Принцесса… Принцесса зажата между стенкой и крышкой… и хвостик у неё уже сломан. Ещё чуть-чуть – и она бы задохнулась.
Голос у Игоря пресёкся. Слезы текли по щекам. У меня по спине побежали мурашки.
– Извините, это я так, – прошептал он и порывисто встал. – Я… – И зашагал прочь от стенда.
Японки остались лежать на моем столе.
Вечером я отчаянно стучала каблуками по красноярской брусчатке. Так нельзя, думала я, я тут свихнусь. Люди сходят с ума от одиночества. Вот ведь бедный мужик. Ну даже если миллионер. Эти миллионы же все в открытках. Он же их собирает как сумасшедший. Ни жены, ни детей. Ну, старенькие родители. Может, он и голой женщины-то никогда не видел, с такими-то ясными глазами. Вот и все радости жизни: обложиться открыточками, перекладывать их из ящика в ящик по ночам. А то вдруг Мишка боднёт или Принцесса на грудь запрыгнет… А как же приключения? Любовь? Секс, в конце концов?
А я что? А я обложилась книжками. Я сижу тут как сыч и никого не знаю. Мимо меня, что ли, жизнь, не проходит? Всё, больше не могу, не хочу капусты, пойду в кино.
И я пошла в кино. Фильм назывался «Антон тут рядом». Как назло, показывали его в том же зале, где в прошлом году проходил поэтический вечер. Мы туда с Коваленко ходили. Пили коньяк в конце зала с красноярскими поэтами и слушали выступления. Весело было. Потом сбежали от поэтов и вернулись домой. Я сварила макарон, Коваленко их посыпал тёртым сыром и угощал меня красноярским пивом. Уютный домашний вечер. Только
