У смерти твоё имя - Диана Аркадная
Чиркен сгружает ношу на один из пней и расчехляет короткое, но внушительное на вид ружье.
– Это карабин «Тигр». На сильном морозе из него особо не постреляешь – амортизатор промерзает. Но сейчас самое оно. – К середине дня существенно похолодало, и дыхание Чиркена, как и ее собственное, оборачивается белым паром. – Готова?
Сабина подкатывает слишком длинные рукава куртки и смотрит в сторону мишени. Она чувствует неуверенность при виде оружия, но кивает.
Мужчина, коротко улыбнувшись ее сомнению, пускается в дальнейшие объяснения:
– В этих местах удобнее охотиться в стойке стоя, хотя она и не самая лучшая по точности и стабильности: древостой тут частый, видимость плохая, для выстрела из других позиций получается короткое расстояние. Ноги нужно поставить на ширине плеч. – Чиркен наблюдает, как его ученица с заминкой принимает нужную позицию, и, подойдя, мыском ноги разворачивает переднюю стопу в сторону мишени. – Один носок должен быть направлен на цель, это поможет твоему телу занять нужную позицию. Нужно держать вот так. – Раздается тихое клацанье, когда он кладет на цевье винтовки руку, удерживая большим пальцем с одной стороны и четырьмя оставшимися – с другой. – Это уменьшит подвижность кисти при выстреле. Мушка должна быть посередине прорези прицела, а ее верхняя часть – на одном уровне с верхними краями. Не пытайся увидеть отчетливо и мушку, и прорезь, и цель, тебе нужно остановиться на чем-то одном, обычно это мушка.
– Но если я не буду четко видеть цель, разве я смогу поразить ее? – Раньше процесс прицеливания представлялся девушке иначе, впрочем, ее опыт ограничивался двумя походами в тир в детстве вместе с Александром. Девушка с удивлением осознает, что при этих воспоминаниях давняя обида уже не ранит так, как прежде. Она успела прикипеть к Пашуковым, как если бы всегда была частью не просто их дома, а семьи. Да, оба ей не доверяли, как показали вчерашние день и ночь, и она сама не знала, может ли доверять хоть кому-то из них, но все же жизнь в этом месте, оторванном от остального мира, словно отделила ее от прошлого и от людей, которые в этом прошлом были.
– Чтобы достичь того, что далеко, нужно сконцентрироваться на том, что близко. – Чиркен лукаво улыбается, будто зная о ее мыслях, и его ресницы чуть дрожат, затеняя блеск глаз. – Не зажмуривай левый глаз, для начала можешь его просто слегка прищурить. Тебе нужно сосредоточиться только на том, что ты видишь правым глазом, забудь об остальном. Давай.
«Забудь об остальном».
Сабина ждет, пока ее зрение не перестроится, и смело жмет на курок. Это оказывается неожиданно труднее, чем она себе представляла. Тогда она давит сильнее, и ружье разрывается оглушающим треском выстрела, больно ударяя в плечо и заставляя ослабить захват. Винтовка падает из онемевших рук, но мужчина вовремя подхватывает ее. Мишень остается нетронутой, зато на почерневшей сосне в десятке метров позади нее облетает вспученная патроном кора, кружась в воздухе легкой пылью.
– Ничего, с первого раза мало у кого выходит, – утешает девушку Чиркен и, поймав ее нетерпеливый взгляд, понимающе улыбается. – Еще?
– Еще! – охотно соглашается Сабина, чувствуя непривычный азарт. Воздух морозит разгорячившиеся легкие, и тревоги отступают, теряют краски в его холодной сладости.
* * *
После нескольких часов, проведенных на самодельном стрельбище, девушка совсем не чувствует рук: ей пришлось бесчисленное количество раз поднимать и удерживать карабин, прежде чем стало получаться поражать цель. В детстве ей не довелось посвятить себя какому-то делу просто из искреннего интереса, даже рисование и то привлекало ее из-за возможности провести лишнее время с обычно уставшей и неприветливой матерью. Сейчас же она чувствует небывалое воодушевление, будто ей открылось разом что-то, знакомое всем кругом, но не понятое, не выученное ею. Немалую роль в подогревании ее энтузиазма, впрочем, сыграло и то, что Чиркен был просто прирожденным наставником. Под конец она почти забыла о своих подозрениях и недомолвках между ними.
Когда солнце остается висеть на три пальца от горизонта, они пускаются в обратный путь. К этому времени воздух промерзает еще больше, и Сабина ежится, пряча лицо в меховой опушке капюшона, а вот ее спутник, пусть и одет гораздо более легко, никакого неудобства не выказывает. Кажется, он много времени привык проводить на природе, хоть с первого взгляда так и не сказать: его скорее можно было представить в деловом костюме, чем охотничьей парке.
– Вы давно стали охотником? – интересуется она, думая о том, как вывести Чиркена на разговор о том, что на самом деле ее интересовало, когда мужчина останавливается и поднимает руку в ее сторону, призывая сделать то же самое. Какое-то время он всматривается в землю перед собой, затем прислушивается, прикрыв веки. Вдалеке раздается отчетливый треск.
Сабина осторожно подходит ближе, стараясь не издавать шума, и ждет, осматриваясь по сторонам в поисках потревожившего звука. Животное? Или…
– Возможно, нам удастся не только пострелять, но и добыть ужин, – негромко роняет Чиркен и поворачивается к ней. – Давай сделаем остановку.
Он сгружает поклажу и вновь достает ружье из чехла, проверяя патронник.
– О чем ты спросила?
Мужчина продолжает говорить тихо, и Сабина отвечает так же:
– Давно ли вы стали заниматься охотой?
Совсем рядом с ними раскинулся густой можжевельник, и она бездумно срывает пару темно-синих ягод. Какая-то мысль, не успев оформиться в сознании, тут же исчезает.
– Меня учил еще мой дед, это было единственным занятием, во время которого мы не ругались в пух и прах. Так что довольно давно.
– Что вы чувствуете во время убийства?
Ее вопрос звучит неожиданно даже для нее самой, и она гадает, что заставило ее задать его. Опять становится дурно. Ей хотелось спросить о другом, тогда зачем, откуда это вырвалось?
Мужчина тоже кажется удивленным и долго смотрит на нее, прежде чем ответить. Взгляд его полон какой-то настороженности, впрочем, совершенно беззлобной. Сабина вообще редко видела его раздраженным. Казалось, вся ярость в их доме досталась Тимуру – вот кто не стеснялся в выражении собственных чувств. Возможно, поэтому она чувствовала большее родство с Чиркеном?
Пауза тянется как лента Мебиуса, замыкаясь в неестественной, невозможной череде смыслов, выраженных без слов.
«Должно быть, он вспомнил про прошлое моей семьи», – про себя строит догадки Сабина, чувствуя зудящее огорчение и вновь мучая себя рефреном из «зачем».
