У смерти твоё имя - Диана Аркадная
Возможно, где-то в глубине души ей и правда любопытно. Хозяин поместья в ее представлении оставался миролюбивым, чутким, в чем-то даже чувствительным человеком, пусть и проскальзывала в нем порой какая-то нарочитость, да и лгал он с самым незамутненным видом, как ей недавно стало известно. Соединить его образ с охотой – занятием, требующим определенного хладнокровия, а возможно, и жесткости, – получалось плохо. Вот Тимуру амплуа охотника было бы под стать.
Чиркен, что-то, видимо, разглядев на ее лице, мягко отвечает:
– Охотник занимается добычей зверя, а не его убийством. Воспринимай это так. Кто-то делает это для пропитания, кто-то – в качестве своего рода ритуала.
– Ритуала? – Сабина чувствует облегчение, что он не стал спрашивать о причинах ее интереса.
– Охота – самый древний ритуал из всех известных, – кивает мужчина, вновь к чему-то прислушиваясь, но больше треска не слышится, и он продолжает: – Многие ранние рисунки на скалах, петроглифы, изображают зверей и процесс их загона. Человек в те времена или становился охотником, или погибал. Охота несла жизнь через смерть, неудивительно, что она стала основой для многих верований и обрядов. Как и кровь.
– Но ведь есть люди, которые промышляют охотой в качестве развлечения. Им нравится преследовать и убивать, – тихо произносит девушка, и ее голос падает почти до шепота под конец. Она думает о неизвестном убийце, оставившем для нее свое чудовищное послание. Чувствовал ли он себя подобно охотнику, вышедшему на след дичи, когда выслеживал и убивал свою жертву? Нет, к чему эти мысли…
– Ты права. – Чиркен подбирает слова для ответа, искоса рассматривая ее. Голова Сабины отвернута от него, и периферийным зрением девушка видит только смазанный силуэт. Искаженные очертания дрожат, превращаясь в гротескные формы. – Они есть, и даже в этих угодьях случается так, что зверя просто бросают, подстреленного или убитого. Я занимаюсь тем, чтобы предотвращать подобные случаи, но не считаю тех людей за охотников.
Он замолкает и вновь поднимает руку, взгляд его направлен куда-то в сторону. Проследив за ним, Сабина и сама замечает в сотне метров от них крупного русака, выглядывающего из-за буревала. Шерсть его местами успела сменить цвет на более светлый, а на ушах виднеются черные подпалины. Голова зайца повернута к рассохшейся ели, от которой доносится дробный стук обхаживающего шишки дятла. Сама бы девушка ни за что его не заметила.
Мужчина протягивает ей ружье, не выпуская косого из поля зрения.
– Медленно возьми, только без резких движений, и сними с предохранителя.
Девушка сглатывает, чувствуя, как сухо становится во рту от волнения, поднявшегося внутри, как муть со дна потревоженного озера.
– Вы хотите, чтобы я в него выстрелила?
– Надо с чего-то начинать. Это проще, чем кажется.
Одеревеневшими руками Сабина аккуратно перехватывает протянутый карабин и пристраивает его на плечо, продолжая неотрывно следить за зверем. Ее почти полностью скрывает куст можжевельника, и запах, дурманящий и тревожащий, проникает в кровоток, подгоняя его, как всполошенную псом дичь.
Мир сужается до размытого пятна и черной точки мушки. Отрывистое биение сердца гулко отдается в ушах, словно она погрузилась под толщу воды, где все звуки искажаются в далеком преломлении глубины. Она смещает фокус зрения с мушки на зайца. Животное спокойно перебирает лапами, умывая мордочку, но уши продолжают чутко отслеживать лесные шумы. Сабине кажется, что она даже может рассмотреть бусинки заячьих глаз. Как бы это ощущалось, если бы эти глаза смотрели прямо в ее собственные, прежде чем навсегда замереть в стылой неподвижности?
От этих мыслей к горлу подкатывает комок, и девушка вновь сосредотачивается на мушке. В руки пробирается предательская дрожь, удерживать ружье становится все сложнее. Она чувствует, как к ней наклоняется стоящий за спиной Чиркен. Он кладет ладони ей на плечи, чуть сжимая, и опускает голову, легко касаясь щекой ее виска. Их дыхание синхронизируется. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Мужчина делает все более долгие и медленные вдохи, и девушка невольно следует за ним, успокаиваясь.
Заяц делает прыжок в сторону, и винтовка в руках Сабины дергается. Палец, лежащий на курке, останавливается в последний момент перед нажатием.
– Тише… – Пальцы Чиркена опускаются на ствол оружия и мягко отводят его вниз. Мышцы, получившие передышку, наливаются легкостью, отпуская напряжение. – Еще раз.
Девушка выдыхает и снова поднимает ружье, беря на мушку зверька. Левая рука обхватывает цевье. Щелк. Как только ее зрение размывается, оставляя только черную точку, она ощущает дрожь, прокатывающуюся по позвоночнику. Не давая себе времени на колебания, Сабина размещает палец на спусковом крючке. Щелк. Кожа подушечки указательного пальца чувствует врезающееся давление металла. Щелк.
Она может уловить этот секундный миг, когда движение уже произошло, но слух и зрение еще не успели воспринять происходящее.
Выстрел.
Ее тело разворачивает вправо, вдавливая плечо в жесткий упор руки Чиркена. Запах пороха опускается дымовой завесой над можжевельником, смешиваясь со сладко-терпким ароматом, будто от кустарника во все стороны расходятся эфирные пары. Он забивается в ноздри, свивается змеей в гортани, выкручивая ее в спазме. Смог тонкими гребнями волн растворяется в воздухе, и Сабина, оглушенная и дезориентированная, больше не видит зверька на прежнем месте. Адреналин растекается по жилам, превращая ее в один пульсирующий комок плоти. Все накладывается одно на другое, теперь девушка узнает место и понимает, что уже была здесь вчера, а значит, схрон где-то неподалеку.
– Он… – начинает она и умолкает. Во рту появляется кислый привкус.
– Сейчас проверим, – мужчина ведет ее за собой.
Зайца нигде нет, только следы крови на прелой листве. Чиркен поворачивается к девушке и достает из-за пояса нож с коротким изогнутым лезвием.
– Золотое правило охоты – раненого зверя за собой оставлять нельзя. – Он протягивает ей нож рукояткой вперед. Видя, что Сабина замешкалась, добавляет: – Он будет страдать, его необходимо найти. Хочешь, это сделаю я?
Внутри все переворачивается, перемалывая всполошенные обрывки окровавленных образов в голове. Первое подсознательное желание – согласиться, но это она ранила животное, она и должна была избавить его от мучений. Поэтому, подумав, девушка мотает головой и, переняв нож, молча подается по следу подранка. Ее спутник, пряча улыбку, следует за ней, направляя и подсказывая, как поведет себя охваченная страхом и болью добыча. Сабина слушает его вполуха, сосредоточенная на теряющейся в разноцветье лесных запахов тихой сладко-соленой ноте крови. Иногда ей казалось, она могла бы учуять ее как самая алчная гончая, лишь по одной капле, зависшей в воздухе. Конечно, это было не так, но разум все равно достраивал восприятие, обострял рецепторы, обнажая их чувствительность до острого спазма. В больнице ей постоянно
