В перспективе - Элизабет Джейн Говард

– Не настолько темно, – отозвался он, отвел назад ее волосы и повернул ее в воде. – К суше, – сказал он. – Справитесь сами или вам помочь?

Она не ответила, но послушно поплыла в указанную им сторону. Теперь волны набегали на нее сзади, окатывали ее с какой-то призрачной легкостью и убегали вперед, в темноту, и каждая волна теряла отличительные особенности прямо перед тем, как сменялась новой, мягкой, торопливой тяжестью следующей. Он плыл рядом и придерживал ее распущенные волосы, она еле двигалась – видимо, очень устала, думал он.

Немного погодя он спросил:

– Отдохнем немного?

– Далеко еще?

– Не очень. – Они заплыли далеко, но до берега осталось уже наверняка немного.

Она издала негромкий и невнятный возглас, продолжая плыть. У него ныла рука, которой он придерживал ей волосы, и на миг он задумался, продвигаются ли они вперед или же течение уносит их в море или далеко в сторону.

Берег возник внезапно: казалось, впереди нет ничего, кроме моря, а потом вдруг берег появился всего в нескольких ярдах от них. Оба увидели его одновременно, неровный край моря и неподвижность смутно белеющего песка. Ему хотелось проверить, глубоко ли здесь, но он почувствовал, как она слегка увеличила усилия, и не стал ее останавливать. Она плыла по мелководью, пока ее голова, плечи и руки не показались над водой. Он поднялся и протянул руку, чтобы помочь ей, но она затихла почти ничком, выбросив руки вперед, к песку за ее головой, и море медленно прокатывало волны туда-сюда по ее спине. Поискав взглядом их камень, он увидел, что они слева от него, на неопределенном расстоянии. Он склонился над ней, она слегка вздрагивала, и он подумал, что она плачет, но когда он сказал, что камень близко, и попытался помочь ей встать, она повернулась к нему с еле заметной просительной улыбкой полного изнеможения.

Пока он медленно нес ее через бухточку, вновь стала проглядывать луна, и, к тому времени как положил ее на камень, море опять стало как лучистый колчедан и ее тело облилось холодным сиянием. Он укрыл ее пеньюаром и огляделся в поисках бренди. Его начинало сильно знобить, он закутался в свое полотенце, нашел нож и извлек из бутылки пробку.

Она лежала на камне точно в той же позе, в какой он ее оставил. Глаза были закрыты. Он приподнял ей голову, обняв за плечи.

– Ну же. Бренди.

Она открыла глаза, отпила немного и поперхнулась. Он выждал минуту, повторил попытку дать ей выпить, но она отвернулась.

– Так и знала, что поперхнусь.

– А я немного освобожу бутылку для вас. – Он отпил, почувствовал, как жидкость обжигает горло, как пролитые капли холодного бренди скатываются по шее.

Она сильно задрожала, затряслась всем телом, стуча зубами по стеклянному горлышку бутылки, – он влил в нее изрядную толику бренди и пролил не меньше в отчаянной попытке остановить приступ. Ее дрожь напугала его, как ничто другое: ему казалось, что она рассыплется. Отставив бутылку, он принялся порывисто растирать ей тело. Прошла минута, она села, положив голову на подтянутые к груди колени, а он продолжал методично и сильно растирать ей спину, пока наконец не ощутил с усталостью, как к ним обоим возвращается тепло.

– Выпейте еще, а я принесу вашу одежду.

Когда он вернулся, она снова сидела, откинувшись на камень, и сразу же протянула ему бренди. Он положил одежду рядом с ней и принял бутылку.

Она сказала:

– Спасибо, что держали мне волосы. – Голос звучал спокойно, но в глазах трепетала страстная мольба, и поскольку он был не в состоянии полностью понять ее, то решил истолковать совершенно превратно.

– Хотите «Голд Флейк»?

– Лучше покурите вы. По-моему, это вам необходимо.

Он закурил и оделся. Оба выпили еще, она попыталась привести в порядок волосы.

– Вашими волосами я займусь чуть позже. – Он посмотрел на ее одежду, потом, вопросительно, – на нее, и с поспешностью, которая глубоко тронула его, она отложила гребень, спустила пеньюар с плеч и принялась растерянно рыться в кучке вещей, лежащей рядом. Ее нагота и усталость казались ему почти невыносимыми, и он, не говоря ни слова, принялся бережно одевать ее.

Когда она была одета, он ее поцеловал.

Она слегка отстранилась.

– Я вовсе не пыталась… ничего такого… когда уплыла в море… – Ее взгляд наполнился тревогой.

– Я так и понял, что не пытались.

– С самого начала?

– В таком случае люди не бегут – они идут.

Она слабо вздохнула с облегчением и признательностью.

– Как-нибудь обойдемся этим, да? – Она указала на бутылку.

– Больше все равно ничего нет. Хотите есть?

Ей не хочется продолжать тот же разговор, подумал он, и не стал настаивать.

– Нет, мне просто стало восхитительно, заметно теплее. Вы обошлись со мной, как с лошадью. Вам и за лошадьми случалось ухаживать?

Он так простодушен, его легко отвлечь, думала она: сейчас ему и в голову не придет спрашивать меня о море.

– Я вырос вместе с ними. Пожалуй, следующим делом я займусь вашими волосами, иначе скоро вам перестанет быть настолько тепло – знаете, это ведь нестойкое ощущение.

– Моя грива. – Она наклонила голову.

– Я вытру ее насухо, а потом поедем.

– А надо ли?

– Мне показалось, так будет удобнее, – просто произнес он.

Ей вспомнилось, что после соли и бренди на вкус он оказался неожиданно и удивительно сладким – чем-то средним между медом и орехами, – и она снова вздрогнула.

– Смотрите не потеряйте свои красивые часы, – сказал он, нашел их в кармане ее рубашки и сам застегнул цепочку на ее шее. Она опустила взгляд на его руки. Руки никогда не были просто чем-то одним – в этом она убедилась, глядя на него: никогда не были просто деятельными, или чуткими, или чувственными… Он заправил часы под ее рубашку, и она вновь невольно вздрогнула.

Он поднялся и подал ей руку.

– На самом деле мне не холодно, – сказала она, вставая.

– Вы ничуть не холодны, – отозвался он, – но, если мы не уедем сейчас же, я буду целовать вас до тех пор, пока ноги не перестанут держать вас.

Она обернулась к нему: он улыбался той же учтивой и дружеской улыбкой, которая запомнилась ей в первую очередь. Надо же, подумала она, ничего-то я не понимаю; ровным счетом ничего.

Он собрал их вещи, они медленно побрели обратно к машине.

За руль сел он, она задремала. Он вел машину быстро, потому что к тому времени в самом деле нестерпимо хотел ее.

* * *

Вновь