У смерти твоё имя - Диана Аркадная
Девушка чувствует себя как усыпляемая монотонной мелодией заклинателя змея. Стоит ли ей вспомнить о незавидной судьбе последней после того, как она позволит беде подойти слишком близко?
Когда Сабина все же начинает рассказ, Тимур закрывает глаза.
– «Жил-был однажды мальчик. От рождения он был слепым и совсем ничего не видел. Родители его, добрые отец и мать, попросили кукольника, жившего по соседству, придумать для их сына новые глаза. Кукольник долго думал, пробовал и так, и сяк и в конце концов смастерил две стеклянных сферы. Да только так ему хотелось сделать их самыми гладкими и ровными, что он не заметил, как поселилась в стекле трещина, по одной на каждую сферу. Так у мальчика появились стеклянные глаза, и в первый раз за свою жизнь он посмотрел на мир вокруг себя.
Однако трещина изломала, извратила все, что было доступно его взгляду. Небо для него было словно расколотое молниями полотно шелка, а земля – исчерченная черными змеями-провалами пустошь. Мальчик поглядел на лица матери и отца, а увидел только искаженные сломанные маски, уродливые и страшные, потому, дождавшись ночи, он сбежал от них и отправился бродить по миру. Долго горевали его родители, и год стал для них за десять.
Куда бы ни шел мальчик, везде он встречал не людей и животных, а чудовищ и бежал от них все дальше и дальше, охваченный ужасом. Даже когда он закрывал свои стеклянные глаза, то не находил покоя, мучимый такими же расколотыми, как и явь, снами. Однажды по пути ему попался торговец на подводе, и из его повозки под ноги мальчику выскользнуло зеркало. Увидел мальчик себя в зеркале, всего с трещинами. Изломы тянулись по его рукам и ногам, словно вспухшие от крови пиявки, расчерчивали лоб, покрывая его сеточкой борозд, разбивали стеклянный блеск глаз на множество ранящих его и других осколков. Но самая главная трещина пролегала у мальчика в груди, и когда он посмотрел туда, то увидел собственное сердце. Мальчик испугался и прикрыл сердце руками, но трещина никуда не делась. Так долго мальчик всматривался в нее, что его тело в самом деле заболело и рана на груди стала настоящей. Сердцу его теперь было холодно и неспокойно, воздух принялся иссушать его день за днем. Мальчик изнывал от боли, но ничего не мог поделать. Так и жил он год за годом, не зная покоя.
Однажды он повстречал старых уже мужчину и женщину. Они прожили очень долго, и лица их были покрыты таким количеством морщин, что трещины, которые видел мальчик, спрятались между ними и стали вовсе незаметными, а потому не испугали его. Узнав о беде мальчика, оба старика горько заплакали над ним. Слезы их, исполненные кровью, падали прямо в раскрытое, обнаженное от плоти сердце мальчика и согрели его, напитали влагой. Когда сердце мальчика перестало болеть, старуха, а за ней и старик пали замертво. Мальчик узнал в старых лицах своих родителей, захотел заплакать, но ничего у него не вышло: его стеклянные глаза плакать не умели».
К концу истории ее подопечный уже спит. На прикроватной тумбе лежат оставленные им записи, сделанные на печатных листах карандашом. Почерк у него округлый и очень четкий, с буквами, смотрящими строго вверх. Сабина часто замечала его, выписывающим что-то с компьютера, и ей было интересно, что так поглощает внимание парня, но на ее расспросы тот лишь отмалчивался и закрывал ноутбук при ее появлении.
Прежде чем уйти, она, не удержавшись, вглядывается в чужой почерк. Опять что-то царапает ее сознание изнутри, как зверь, скребущийся в дверь, просящий впустить его.
Проверив, что Тимур точно спит, она осторожно берет записи. Если бы парень хотел спрятать написанное, он бы не оставил это у нее перед лицом, не так ли? Взгляд ее скользит по аккуратно выписанным строчкам. Она сама не знает, что ищет.
На верхних листах идут записи шахматных партий с заметками. С шахматной нотацией Сабина знакома весьма поверхностно, поэтому прочитанное ни о чем ей не говорит. А вот на самом нижнем листе ее взгляд цепляется за список из цифр и имен под каждой из них.
«1897–99:
Лаврентьев Игорь, промыш. Н. с. (в лесу)
Нагайкин Христофор, ротм. Н. с. (в лесу)
Марфа (?), кр. Застр. (в лесу)
1913–17:
Галушкина Надежда, кр. Задуш. (в лесу)
Райкина Прасковья, кр. Задуш. (в лесу)
Райкина Татьяна, кр. Задуш. (в лесу)
Залепина Ольга, мещ. Задуш. (в лесу)
38–42:
Сем-во Кучкиных (м., ж., 4 д., мещ.). Застр. (в собств. д.)
Сем-во Залепиных (3 ст., ж., д., мещ.). Застр. (в собств. д.)
Курпатова Мария, уч., вд. Задуш. (в лесу) —?
Сем-во Дубко (ст., ж., 2 д., мещ.). Застр. (в собств. д.)
67–78:
«Чертова г.». 23 м. (предпол. в лесу).
89–98:
… »
Самое первое имя в списке проскальзывает по позвоночнику острым уколом. Лаврентьев Игорь. Чиркен сказал, что промышленник скончался в лесу из-за несчастного случая…
Если «н. с.» – это «несчастный случай», то цифры, вероятно, означают года, судя по всему, охватывающие период с конца девятнадцатого по конец двадцатого века. Сокращения, возможно, намекают на род деятельности: «промышленник», «ротмистр»… «мещане и крестьяне»? Что могут подразумевать остальные буквы, девушка может предположить только условно. Заметки в конце каждой из строк рождают совсем уж мрачные догадки. «Задуш.» – неужели «задушена»? Тогда второе слово – «застрелены»? Задушена в лесу, застрелены… в собственном доме? Но что за «Чертова г.»? И зачем Тимуру эти записи? Интереса к истории она за ним прежде не замечала, но вот несколько книг по криминалистике у него на полке видела.
Так и не додумавшись ни до чего конкретного, Сабина возвращает листы на прежнее место и покидает комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Дом погружен в темноту, и каждый его коридор выстлан тишиной. Девушка не слышала возвращения Чиркена, и собак нигде не видно. Проходя мимо хозяйских комнат, она замечает, что свет под дверьми тоже не горит. Действительно, мужчина же собирался остаться на ночь в охотничьем домике после работы.
Со стороны лестницы раздается скрип. Вздрогнув, девушка делает пару шагов, чтобы увидеть лестничный пролет, но тот остается таким же безмолвным и пустым. Никого.
Ей становится неуютно, и Сабина спешит скрыться в своей спальне. Дом живет своей
