Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева

«Помяни в молитве деда Севастьяна», – просил старик и шёл к соседке, чтобы та забрала своего контуженного: по пьяни сильничал, а наутро и не помнил, только и удивлялся, что башку ломило, руки царапаны да губы покусаны.

Дед Севастьян добавлял тумаков, особенно, если вместо вдовушки девку с тропинки тащили. Так пинал, что трещали мужицкие рёбра. Двоих, особливо непонятливых, на четвёртый раз оставил мёрзнуть в снегу: «Неча беспутству генофонд портить».

С появлением Гульназ сонная тишина в квартире пропала. Она словно наполнилась светом, потому что убрали солнцезащитный колпак. На стенах шевелились солнечные зайчики, трещины на извёстке ожили, поползли в витиеватые орнаменты. Дом заблагоухал расцветшим лимоном, запахами пирогов, комнаты заиграли разными ковриками, детскими кофточками, пелёнками, среди которых сновали женщины, обеспокоенные детским плачем. Ещё в доме появились хлопчатобумажные ленты – остатки списанного полотна. Ася часами просиживала за ручной машинкой, сшивая их края: получались лоскутные покрывала, простыни. Спать на таких простынях было противно…

Июль, 2008

– Эй! – Дядя тронул Асю за плечо. – Что будем делать?

– Что-что! Откуда я знаю? Есть охота. Говорила ведь, надо сначала заехать в столовую. Хоть бы сумку взяли с бутербродами.

– Каюсь, был не прав.

– Возвращаемся к машине?

– Заманчивая идея. Но есть чёткое ощущение, что мы с тобой не зря теряем время, и я должен, так сказать, дать самому себе шанс исполнить свой гражданский долг и дойти до конца. Смотри, на одном конце дороги мы были, сходим на другой. Куда ведёт эта дорога?

– Может быть, к карьеру. У нас там был огород.

– Огород? Что ж ты молчала?

Не предупредив, дядя тронулся к карьеру. Тыкался в случайные тропинки, по окрику Аси: «Что вы делаете?» – возвращался, мучительно старался скрыть свою золотую улыбку. Ася догоняла, а он стоял, ждал. Дорога свернула направо.

Быстро вышли на поселение с нелепым названием Поскотина. Оно предстало именно таким, каким и должна была выглядеть заброшка: серость, мрачность, одиночество. Сквозь дома торчали деревья, стены были захвачены сетями вьюнов. И всё равно здесь не было так мертвенно-уныло, как в городе-призраке. Здесь пахло хлебом, пирогами, свежей травой, хвойной смолой, и, главное, здесь отсутствовали джунгли борщевика – первого признака захолустья, отжившего прошлого.

Вместе пошли по единственной улице с пустыми домами, пустыми окнами. Кругом – только всплески синего цикория, белой ромашки, бурого мха. У забора дома с ржавой крышей – жёлтая свежая поленница из древесного неликвида, сложенная высокой горкой, с белёсыми просветами, словно приготовленная для моментального поджога. Полыхнёт до неба так, что будет видно с Северного полюса. У строения с гнездом аиста на крыше – россыпь горбыля, заплесневевшего голубым арктическим лишайником. Во дворе с лейкой ходила почти голая женщина: синий выцветший бюстгальтер прятал только соски роскошной груди, а голубые короткие шорты были видны только сзади – спереди их скрывал большой свисающий живот. Женщина бродила по огороду, машинально что-то поливала, но делала это так, будто в поливе не было нужды, просто ей не сиделось на месте и она придумывала себе развлечение. На людей не отреагировала.

– Здравствуйте! – попыталась привлечь её внимание Ася.

Женщина замерла, словно наткнулась на мощный порыв ветра.

– Здравствуйте, – уже громче повторила Ася и увидела, как женщина посмотрела мимо и, чтобы продолжить путь, неопределённо-тоскливо качнулась в сторону.

Асе захотелось сказать ей добрые слова, но не решилась терзать назойливостью, поэтому тихо позвала дядю Гену, показала на гору, где добывали камень.

– Вот карьер.

Они быстро пошли по дороге.

– Вот здесь, за этим поворотом у нас был огород. Вот здесь, сразу за постройками, тёк ручей. А вот эти кусты шиповника сажал отец.

Да, это было странное, необъяснимое явление. Здесь ничего не изменилось. Первым появилось поле, издали его можно было принять за зелёный шерстяной ковёр, справа сохранились некоторые стойки упавшего забора, из-под высоких тополей старческими глазами выглядывали два дома: один – с провалившейся крышей, другой – напуганный, покосившийся в противоположную сторону, словно пытался сбежать, опасаясь заразиться чужим тленом.

Ася остановилась и смотрела на всё. Вот там был колодец, там водокачка, даже если не было ветра, она всё равно скрипела, постанывала и повизгивала, словно жаловалась или рассказывала волшебные истории. И вот там – за железной дорогой на взгорье – городское кладбище; отсюда далеко и его не видно, но Ася знает, что оно там есть. А слева клыком расположился каменный карьер. И он за эти годы не изменился, а ведь должен был. За это время гору обязательно должны были разнести на щебень. Ведь Нина же сказала, что карьер продолжает работать. А вот там был огород. Картошка, конечно, не посажена, ни деревьев, ни кустов, но всё в первозданном виде, будто за полем кто-то ухаживал.

– Даже дождевик цел!

– Дождевик – это что? – перестал осматриваться дядя Гена.

– Крыша над столом. Отец по дощечкам собирал, то разбитый ящик привезёт, то ломаный поддон. Так и собрал на скамейку, затем на стол, потом крышу соорудил, стену.

– На Абдрахмана вообще не похоже, – с сомнением в голосе произнёс дядя. – Руки у него крюки.

Ася мысленно согласилась. И всё же когда речь шла о комфорте, то отец умел устроиться даже на картофельном поле.

– Где копаем? Здесь? Здесь? – перешагивал дядя Гена чертополох, обходил шиповник.

– Копаем? – удивилась Ася. Об этом она не думала и не собиралась. Вспомнить, найти, показать, но копать?! К этой мысли надо ещё привыкнуть. – Лопаты нет.

– Попросим у Руслана или у той тётки в синих трусах. Не дадут, купим.

– А что с такси? Ждёт ведь.

– С такси сложнее, – задумался дядя Гена. – Придётся отпустить.

– Наверное, попросит за две дороги, как договаривались. Давай съездим поедим, устроимся в гостишку, а завтра вернёмся. Может, копателей каких найдём.

На том и порешили. Но чем дальше они уходили от огорода, тем возбуждённее становился дядя Гена. Он крутил головой и пытался всё увидеть, запомнить. Он словно чувствовал, что вышел на финишную прямую. В нём ожил радостный страх неожиданного везения.

На перекрёстке они в растерянности остановились.

– Кажется, машина оставалась здесь? – стала осматриваться Ася.

– Уверена? Здесь всё одинаково. Деревья, деревья, кусты.

Ася уже и сама начала сомневаться. Вдруг здесь два перекрёстка? И в обоих случаях грунтовая дорога примыкала к брусчатке.

– Он, кажется, говорил, что поднимется выше, поищет, где есть связь.

– Звони.

– Звонила, соты нет.

Свернули с брусчатки и стали подниматься по разбитой насыпной дороге. Пока дорога тянулась вверх, была надежда, что увидят машину сразу за поворотом. Шли в прохладе между берёзами и тополями, и всё равно быстро появилась