Горькая истина - Шанора Уильямс

– Вы хотите получить доступ к счету, правильно?
– Здравствуйте, Анжелика. Да, все верно, – говорю я, отъезжая от дома Дафны.
– Хорошо, я вам помогу. Пожалуйста, для подтверждения вашей личности назовите свою дату рождения и номер счета. Если у вас нет информации о счете, я могу его найти по вашему номеру социального страхования.
Я диктую Анжелике номер социального страхования Доминика и его дату рождения, и через несколько секунд она спрашивает:
– Вы жена мистера Доминика Бейкера?
– Да.
– В таком случае извините, мэм, но вы не можете получить доступ к этому счету. Согласно нашей внутренней информации он является закрытым, доступ к нему имеет только сам мистер Бейкер и еще одно лицо, правда для снятия денег со счета оно должно явиться в банк лично.
– Какое еще лицо? – спрашиваю я, крепче вцепившись в руль. – И почему у этого человека доступ есть, а у меня нет? Я жена мистера Бейкера.
– Я все понимаю, мэм, но не имею права сообщать вам личные данные владельца счета.
– Вы что, издеваетесь? – бормочу я.
– Если хотите получить доступ к счету, его владелец может предоставить его вам в любое время.
– Анжелика, разрешите мне хотя бы узнать имя человека, который имеет право снимать деньги со счета.
Она колеблется, и я решаю проявить настойчивость:
– Не знаю, предупреждал вас мой муж или нет, но деньги, которые поступают на его счет, переводятся с моего, и я не одобряла ни одну из этих трансакций. Я бы не хотела, чтобы у вашего банка возникли проблемы с законом из-за такого пустяка.
– Понимаю, мэм. Будьте добры, подождите секундочку, я соединю вас с менеджером.
В трубке журчит фоновая музыка. Плотно сжав зубы, слежу за дорогой.
Проходит несколько минут, и в телефоне раздается низкий голос:
– Хиро Мариетти слушает. Вы жена мистера Доминика Бейкера?
– Да.
Хиро просит прощения за причиненные неудобства. Несколько минут уходит на сбор информации и подтверждение, что деньги на самом деле поступают с нашего общего счета в «Тру ойл», и по окончании паузы менеджер извиняется снова. Я прошу его предоставить мне доступ к счету, на что он отвечает:
– У меня есть такие полномочия, но я должен согласовать этот вопрос с мистером Бейкером. Вы не возражаете?
Я медлю, но всего секунду. К тому времени, как они свяжутся с Домиником, я получу всю необходимую информацию, и тогда мой муж уже не сможет отпереться. Хорошо, что ему позвонят из банка, это приведет Дома в чувство. Пусть знает, что мне известен его маленький секрет. Интересно, что еще от меня скрывает этот человек?
– Нет, конечно.
– Вот и хорошо. Могу я еще что-нибудь для вас сделать? – спрашивает Хиро.
– Пожалуйста, назовите имя человека, который снимает деньги со счета, – прошу я, паркуя машину у цветочного магазина.
– Сейчас посмотрю.
Хиро на некоторое время умолкает, затем в трубке снова раздается его голос. Услышав имя, я потрясена до глубины души. Меня охватывает леденящий ужас, и я застываю, как статуя, тупо уставившись в лобовое стекло.
– Что-нибудь еще, миссис Бейкер?
– Н-нет. Спасибо, что уделили мне время, Хиро.
Торопливо даю отбой, потом ищу в «Гугле» имя, которое только что назвал Хиро. Нахожу это «другое лицо» в социальных сетях, и у меня падает сердце.
После разговора с матерью постоянно хотелось кричать, и сейчас меня наконец ничто не останавливает. Сидя в машине, я издаю оглушительный вопль и ударяю кулаком по рулю.
25
ДОМИНИК
Трудно заставить себя встать и поехать домой, когда есть проблемы. Два дня назад Доминик отправил Боазу фотографию ведьмы, и с тех пор от наемника ни слуху ни духу. Доминик сидит за столом в губернаторской резиденции. Откинувшись на спинку кресла, он жует сэндвич, который принес ему Джим. К счастью, больше встреч на сегодня не запланировано, поэтому Доминик просто тянет время.
Уже почти шесть вечера, Джолин ждет, что он появится дома с минуты на минуту. По понедельникам она обычно не работает, а значит, наверняка приготовила ужин и достала бутылку вина. Потом Джо будет рассказывать про свою мать и, надо думать, пожалуется на очередной грубый выпад Наоми. Жена разнюнится, а он будет ее утешать, изо всех сил стараясь не закатывать глаза.
Доминик комкает вощеную бумагу, в которую был завернут сэндвич, бросает шарик в мусорное ведро и, снова откинувшись на спинку кресла, устремляет взгляд в окно. Глядя на бегунов, собачников и мамаш с колясками, он испытывает эйфорию при мысли, что эти прохожие обязаны подчиняться ему, все до единого. Своими налогами они оплачивают жизнь его мечты. У Доминика все под контролем – и это, черт возьми, потрясающе!
Надо лишь уладить одну мелкую проблему. Найти того, кто его преследует.
Непонятно, кто за этим стоит, и особенно напрягает «сюрприз» в багажнике. Вчера в Гринсборо Доминику удалось прогнать тревожные мысли, но как только он в сопровождении охраны выехал в Роли, то не мог уже думать ни о чем, кроме дохлой вороны и фотографии. Доминик сам не знал, что пугает его больше – мертвая птица, которая сама по себе является дурным знаком, или тот факт, что кто-то проник в его машину, хотя он всегда закрывал ее. И при этом ни разбитого окна, ни взломанного замка. Запирать двери – привычка, продиктованная не только здравым смыслом, но и мамиными навязчивыми идеями, которые она вдалбливала ему в голову снова и снова. «Никогда не оставляй дверь открытой, Доминик, а то тебя похитят. Видел, что со мной случилось? Меня забрали, а потом вернули. То же самое может произойти и с тобой».
Недостатков у его матери хватало, но ложь была ей несвойственна, и, даже когда у нее крыша поехала, она всегда заботилась о благополучии сына… ну, или почти всегда.
Доминик невольно задался вопросом: куда еще может пробраться его недоброжелатель? В Гринсборо он просматривал записи с камер видеонаблюдения вокруг дома, но никого, кроме то приходящей, то уходящей Джо, не заметил. Полицейские по-прежнему круглосуточно там дежурили, и Доминик полагал, что в дом его преследователь в ближайшее время не сунется.
Зато публичные мероприятия – это угроза. Во время марафона Доминику казалось, что за ним следят все без исключения. Конечно, так оно и было. Кому не хочется посмотреть на губернатора, поговорить или сфотографироваться с ним? Но Доминик чувствовал на себе пристальные взгляды других людей – тех, кто ненавидит его и все принятые