Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева
В скудном тепле весны еле-еле успевали расцвести ромашка и дикая гвоздика, всё остальное – ёлки, берёзы, горы – только просыпалось от зимней спячки.
Ещё вспоминались магазины: в витринах – пузатые баночки с крупами, конфеты «подушечки» в бумажных коричневых кульках. Обязательно посреди зала стоял огромный рулон бумаги, продавщица делала надрез сверху вниз. Бумага отслаивалась тонкими пластами, и чем ближе к сердцевине, тем меньше становился лист. Очередь была за всем. Всё отпускалось по норме. В одни руки давали двести грамм конфет «коровка», буханку чёрного хлеба, полкренделя. Чтобы купить полный крендель, приходилось два раза выстаивать очередь. Если доставалось, то Ася несла домой две половинки.
Был в Губахе настоящий Дворец культуры, с портиком, колоннами с капителями, фасадом с декором, высокой лестницей. Когда Ася скучала, лестница казалась нескончаемой, а в хорошем настроении она не замечалась, особенно на Новый год. Каждый год отец и мать с работы приносили пригласительный – долгожданную открытку с рисунком Деда Мороза, зайки и Снегурочки, с запахом типографской краски, мандаринов, снега. Загодя готовился костюм снежинки: корона из ваты и осколков ёлочных игрушек, марлевая крахмальная юбка, белые тряпочные тапочки, конечно, лучше бы чешки, но прошлогодние стали малы, а новых не достали. Зато есть белые гольфы, пока велики: резинки выше коленок, пятки торчат копытцами. В зале всегда было холодно, но Ася упорно отказывалась надевать всякие кофты, колготки, тёплые штаны, валенки. Как тогда Дед Мороз поймёт, кто она? От холода маялись и другие девочки, белыми платьями жались к родителям, друг к другу. Но зато, когда приходило время танца «снежинок», от души грелись: бегали, прыгали, кружили вокруг Деда Мороза и ёлки до потолка. С ёлками дефицита не было, их, красивых, в тайге было много. После танцев Ася победила в одном конкурсе: удивительно быстро надула шарик до размера «лопнул».
Ещё хорошо помнился детский сад для детей шахтёров. Очень вкусно кормили, много рисовали, читали сказки, особенно любила про Незнайку. Однажды на зиму во дворе садика залили каток. Катались два раза. Первый, видимо, чтобы опробовать лёд и коньки, второй – перед комиссией. Ася с непривычки въехала в дядечку в высокой каракулевой шапке. Подняли, посмеялись. Больше не катались, после комиссии каток наутро пропал под сугробами. Летом каток долго не оттаивал, стояла бесконечная грязь, которую, к неудовольствию нянечек, тащили в группу. Помнила художника, который рисовал животных на стенах, иногда сбегала из группы и долго стояла у синегрудой утки. Попросила художника нарисовать такую же на её ладони. Он уже вывел спинку, и тут появилась воспитательница, грубо крякая, увела Асю в угол, где стояла самодельная мусорка – «мухомор» со шляпой, как у вьетнамского крестьянина. Ася любила садик до тех пор, пока её не стали оставлять на круглосуточную пятидневку. В первый раз с ней случилась истерика, когда отец ушёл, а нянечка увела в спальню и приказала спать. После того случая Ася хваталась за ногу отца, если вдруг казалось, что он уходит без неё. Обещала, что пока не закончатся морозы, без капризов будет спать в пальто – в это время стены их барака промерзали насквозь.
С удовольствием ходила на работу к матери, в столовую. Перед тем как зайти на кухню, заставляли руки мыть хлоркой, от чего кожа на пальцах коробилась, бледнела и воняла неделями. Сидела в зале, трафаретила на бумагу ладонь с растопыренными пальцами, вырезала, вставляла в пазы зеркальных пластин на стене. Заведующая была не против: это удачно позволяло прикрыть серые подтёки зеркального тлена. Однажды в столовой обедали двое мужчин, один обратил внимание на Асины шедевры. «Можешь просто нарисовать руку, не обводя свою?» – «Не могу». – «А я могу». Ася не поверила. Нарисовал, с тенями, жилами, ногтями. А однажды обедали два солдата с овчаркой. Искали сбежавших зэков. Трое суток по тайге. Больше грелись, чем ели. Мать сердобольно купила всем троим – и солдатам, и собаке – двойную порцию котлет. Солдаты ошалели, стали отказываться. «Ешьте, ешьте, сынки, у меня у самой сын в армии, глядишь, и его кто накормит», – сказала мать.
Вспоминалась школа через дорогу, которая ютилась за трикотажной фабрикой. Они переехали из Верхней Губахи в Новый город тридцать первого августа перед Асиным первым классом. На следующий день с букетом космеи Ася зашла в большую классную комнату с незнакомыми детьми. В основном это были переселенцы из Нижней Губахи. Правда, ещё не все семьи переехали, но их школу уже закрыли, детей привозили на автобусе.
Июль, 2008
Машину тряхнуло, и она резко затормозила, словно наскочила на штопор. Водитель вцепился в руль обеими руками. Дорога была усыпана миллионами осколков крупного щебня. В зелёном море тайги осколки казались зубами гигантской акулы.
– Дальше не поеду, дорога плохая. Сейчас совсем без колёс останусь, – съехал на обочину Юрий.
За окном – серый склон Крестовой горы: тесные ряды крошечных кустов, высокие тёмные ели и берёзы. Пахнет коксохимзаводом, резким выбросом, едкой кислотой. Небо затянуто белоснежным кружевным облаком; следом из трубы огромным шаром выдувалось второе.
– Что это? – показал дядя на белый круг.
– Коксохим. – Юрий пошарил в интернете, нашёл сайт завода. – «ОАО “Губахинский кокс”» – современный высокотехнологичный комплекс с полным циклом производства кокса и химических продуктов установленного качества. Сейчас в работе две коксовые батареи общей производственной мощностью – 1,3 миллиона тонн валового кокса 6 % влажности в год». – Юрий внимательно вгляделся в берег Косьвы, словно сомневался, что это именно тот завод.
Вокруг огромного лопуха ходил чёрный ворон, боковым взглядом смотрел на машину, инспектировал рваный пакет: он уже сотни раз его видел, ему пакет не нужен, ему надо знать, зачем эти люди приехали сюда.
– Навигатор показывает, что мы на месте. – Так уклончиво Юрий попросил пассажиров покинуть салон.
Сам вышел первым. С удовольствием курил и поминутно листал сообщения в телефоне. Ася бесполезно дёрнула застопоренную дверь.
– Товарищ водитель, откройте, пожалуйста, – с характерной женской обидой потребовала Ася.
Водитель напоминал неправильную каменную статую: читал, улыбался, не слышал. Носком кроссовки придавил бычок, обернулся и вспомнил о пассажирах.
– Сколько вам надо времени? – сухим голосом вернулся в реальность, неторопливо, как в замедленном видео, разблокировал дверь.
– Три часа, – ответила Ася.
Назло ему взяла больше времени.
