У счастья нет морщин - Анн-Гаэль Юон
Билет 1-го класса
Из Нью-Йорка в Гавр
Борт United States
Отплытие 30 июня 1953 года
Глория Габор. Полетта на секунду задержалась на этом имени, которое показалось ей знакомым. Где она его слышала? Она прочла еще несколько строк. Вспомнить не получалось.
Полетта полистала письма, которые утащила в прошлый раз. В некоторых были наброски. Она остановилась на одном из них. На рисунке была изображена танцовщица со спины, сидящая на стуле, в платье с бахромой в стиле двадцатых годов, одна нога вытянута в сторону, будто скользит по дуге.
Внезапно перед Полеттой возник образ. Глория Габор! Ну конечно! Великая Глория Габор с ее бесконечными ногами. Ноги, которые, по слухам, были застрахованы на пять миллионов долларов! Нью-йоркская танцовщица, чей звездный час пришелся на пятидесятые годы. Полетта вспомнила, что читала несколько интервью с ней в желтой прессе. О чем там, кстати, шла речь? Глория была очень красивой женщиной. Большие, завораживающие глаза, как у Софи Лорен, которые контрастировали с круглым детским лицом. Итак, месье Жорж принадлежал к нью-йоркскому бомонду! Внезапно некоторые фрагменты истории стали Полетте яснее.
Она внимательнее посмотрела на билет. Судя по всему, им не воспользовались.
Полетта собиралась продолжить свое чтение, как вдруг пробили ресторанные часы. Она услышала хохот Марселины в прихожей. Полетта вскочила с кресла, сбросив спящего Леона, и бросилась в комнату месье Жоржа. Она убрала письма, оставив себе несколько из тех, что не успела прочитать, и быстро закрыла коробку. Едва она вышла из комнаты, как на лестнице появился сам постоялец.
– А! Месье Жорж! Как ваша пробежка? – спросила она с улыбкой.
Месье Жорж, озадаченный необычным дружелюбием Полетты, ответил запинаясь:
– Неплохо, да, весьма неплохо. Я пойду немного отдохну, если вы не возражаете.
– Конечно, идите отдыхайте.
Она дала ему пройти и улыбаясь направилась в свою комнату, а Леон следовал за ней по пятам.
Месье Жорж на мгновение задумался. Он не припоминал, чтобы когда-нибудь видел свою соседку в таком хорошем настроении. И он должен был признать, что оно ей было к лицу.
23
Сидя перед тарелкой с хлопьями, поставив локти на красно-белую клетчатую скатерть, Жюльетта читала и перечитывала тетрадку.
Она надеялась найти зацепку, которая помогла бы ей отыскать автора. Определенно, это был мужчина.
Мне нравится думать, что бородатым мужчинам есть что скрывать.
Но мне не нравится мысль, что бороды такие же грязные, как туалет.
Мне нравится ощущение кисточки на щеке, когда я бреюсь.
Похоже, он, помимо всего прочего, любит книги, что подтверждается присутствием тетради в городской библиотеке.
Мне нравится запах старинных книг.
И запах пластиковых обложек, которыми оборачивают школьные учебники.
Мне нравятся магазины канцелярских товаров, особенно в сентябре.
Мне нравятся цитаты в начале романов.
Мне не нравятся опечатки в дешевых изданиях в мягких обложках.
Мне не нравятся яичные белки.
Ясно было одно: Жюльетта знала об авторе тетради одновременно и много, и очень мало.
Вчера она провела утро в библиотеке, наблюдая за посетителями, особенно за теми, кто отваживался забрести в район стеллажей с забытыми книгами. Как раз собравшись уходить, она увидела его.
Он стоял перед полкой, на которой она нашла тетрадь, и с озабоченным видом листал какую-то книгу. На вид ему было около тридцати. Подростковая угреватая кожа, слегка асимметричное тело, наклоненное набок. У Жюльетты зазвенело в ушах.
Она приблизилась к нему на цыпочках, не зная, как поступить. Поравнявшись с ним, она вдруг испугалась, ускорила шаг и проскочила в следующий проход. Отодвинув книги на стеллаже, она увидела его затылок.
Мне не нравится слово «затылок».
Жюльетта долго смотрела на него. Его нельзя было назвать красавцем. Но в нем чувствовался шарм. Она внимательно рассмотрела его руки, его длинные пальцы, ласково перелистывающие пожелтевшие страницы книги. Она почувствовала прилив нежности. Этот незнакомец казался ей таким далеким и в то же время близким.
Поскольку время поджимало, Жюльетта схватила тетрадь и перебросила ее через полку, так, чтобы она упала к ногам незнакомца. Тот обернулся на шум. Присев на корточки, Жюльетта затаила дыхание и не шевелилась. Она видела, как он поднял тетрадь и, не проявив никакого любопытства, положил ее на полку.
Волна нежности отступила, сменившись волной нетерпения. Пусть тогда уходит! Значит, это не он. Это не может быть он. Если у тебя есть такая личная тетрадь, в которой так много тебя самого, ты не можешь вот так просто оставить ее на полке, особенно на той полке, где ей совершенно нечего делать. Дождавшись, когда он уйдет, она взяла драгоценную тетрадь в руки. Тысяча чертей!
Мне нравятся люди, которые используют старомодные ругательства.
Жюльетта поднесла ложку с хлопьями ко рту. Тонкие пшеничные лепестки шумно захрустели на ее зубах. Она вновь погрузилась в чтение тетради.
Мне нравится атмосфера спальных вагонов.
Мне не нравится слышать, как кто-то стрижет ногти.
– Ну что, читаем?
Нур поставила на стол ящик со стручковой фасолью. Жюльетта вздрогнула.
– Ой! Мадемуазель Жюльетта опять что-то скрывает! – сказала Нур, ее глаза смеялись. – Как у тебя дела, дорогая?
Задав вопрос, Нур придвинула стул и со вздохом опустилась на него.
– Ох! Как низко до земли, как до неба высоко!
Жюльетта отодвинула миску и разложила перед собой газету. Затем они вместе с Нур взяли по горсти фасоли.
– У меня хорошо… А ты как?
Нур отвела глаза.
– Потихоньку… На, держи, складывай сюда.
Она поставила большую миску на середину стола. Ее умелые пальцы ловко отделяли кончики стручков, бросали их на газету, а оставшуюся часть – в миску.
Нур подняла глаза на Жюльетту. Она не решалась заговорить о ребенке.
– Что ты читала?
– О! Я как раз хотела тебе показать.
Жюльетта подвинула к Нур черную тетрадь и открыла ее наугад.
Нур прищурилась, на секунду оторвавшись от обработки фасоли, и прочитала вслух:
– «Мне нравится искать забавные фамилии в телефонном справочнике. Мне нравится находить записки на кухонном столе».
Она непонимающе посмотрела на Жюльетту. Девушка, наклонив голову набок, улыбалась во весь рот. Нур продолжила чтение:
– «Мне нравятся речи отцов на свадьбах. Мне не нравятся пустые фонтаны».
Нур положила тетрадь на стол и вернулась к фасоли.
– Что это за штуковина?
Жюльетта все еще улыбалась.
– Это тетрадь, которую я нашла в библиотеке. Не знаю, чья она. Красиво, правда?
Нур улыбнулась в свою очередь. Ей нравилось видеть Жюльетту счастливой.
– Да, забавно…
– Что бы ты написала в такую тетрадь, Нур?
Нур не имела ни малейшего представления. Ее изобретательность на кухне не имела границ, но во всем остальном от нее нельзя было требовать слишком многого.
– Ну, давай придумай что-нибудь! – поддразнила ее Жюльетта.
– Э-э-э… ну… Давай ты начинай!
– Люблю спать, высунув одну ногу из-под одеяла, – взялась за дело Жюльетта.
Нур засмеялась.
– Твоя очередь!
– Не люблю головоломки! – выпалила кухарка.
– Люблю списки! – ответила Жюльетта.
– Люблю запах масла, когда оно тает на сковороде…
– Люблю гладить Леона, вот тут, под подбородком. Он такой мягкий!
Леон, устроившийся возле них на столе, замурлыкал.
– Люблю откусывать от свежей меренги, – сказала Нур.
– Не люблю, когда звонят в дверь, а ты никого не ждешь, – продолжила Жюльетта.
– Люблю смех младенцев.
Жюльетта опустила голову и улыбнулась. Наступила тишина. Слышно было только, как фасоль падает в миску.
– Нур… Знаешь, я думаю, что оставлю его.
Кухарка замерла. Стручок упал на газетный лист. Со слезами на глазах Нур взяла руку Жюльетты в свою.
– Жюльетта, дорогая… – выдохнула она. – Ты уверена?
Порыв счастья ждал знака, чтобы вырваться из ее груди. Но озабоченный разум пытался его сдержать.
– Да, Нур. Я уверена.
– А ты… ну, я хочу сказать, ты уже…
– Я буду воспитывать его одна.
