У счастья нет морщин - Анн-Гаэль Юон
Полетта поблагодарила небо за существование оплачиваемого отпуска. На ближайшие три недели она будет избавлена от стряпни невестки. Коринна в свою очередь оживилась:
– Заодно отпразднуем повышение Филиппа. Дорогой, ты уже рассказал маме?
Филипп стал сама скромность. Ему было за пятьдесят; круглолицый и довольно добродушный, он работал в адвокатской конторе. Насколько могла понять Полетта, он защищал страховые компании от махинаций с кредитными картами – этакая бледная версия бойких юристов, которых иногда показывают по телевизору.
– Тебя повысили? – подбодрила его Полетта.
Это было очень кстати.
На другом конце гостиной, развалившись на полу возле дивана, Тео и Алексис сражались за джойстик от видеоприставки. Как всегда по воскресеньям, Полетта попыталась вспомнить возраст внуков – тщетно. Было ли им четырнадцать? Тринадцать? Сальные пряди, спадавшие мальчишкам на лица, делали бесполезными любые попытки определить их возраст. Они были поразительно похожи на свою мать, что не помогало Полетте отыскать в себе хоть какие-то чувства, похожие на бабушкину любовь.
– Алексис! Дай брату немного поиграть! – приказала Коринна, вставая из-за стола и отправляясь на кухню за следующим блюдом.
Алексис громко рыгнул. Филипп, уткнувшись в экран телефона, оставил это без внимания. Полетте показалось, что он выглядит встревоженным. Связано ли это как-то с ней? Может, он беспокоится о своей бедной матери, которая, как ему сказали, похоже, совсем свихнулась? Полетта улыбнулась про себя. Вот и хорошо! В конце концов, это было частью плана, который она кропотливо воплощала в жизнь на протяжении уже нескольких недель. Нужно действовать решительно и без промедления. И если у Филиппа в результате появится несколько лишних морщин, нестрашно. Зато Полетта преподнесет ему готовое решение на блюдечке с голубой каемочкой. Ей – шикарная старость на юге Франции, подальше от всего, в том числе от пережаренной баранины, а Филиппу – чувство удовлетворения от того, что он пристроил мать в хорошие руки.
Полетта взглянула на часы. Этот обед тянулся бесконечно. Когда они уже наконец затронут интересующую ее тему? Коринна вернулась через несколько минут с блюдом традиционного тирамису в руках. Как и каждое воскресенье, Филипп рассыпался в похвалах. Полетта с трудом удержалась от гримасы отвращения при виде бисквита, пропитанного кофе.
– Полетта, подайте, пожалуйста, мне свою тарелку, – произнесла Коринна.
Слащавый тон, которым невестка обращалась к ней в присутствии мужа, выводил Полетту из себя. Коринна жеманничала, как девчонка. Слишком короткая обтягивающая юбка и возмутительное декольте с выпирающими из него телесами делали эту женщину похожей на огромную сосиску. Достаточно, чтобы отбить охоту доедать ее стряпню, если кулинарные таланты хозяйки еще не успели испортить аппетита. Коринна целовалась с мужем за столом и хихикала над каждой его шуткой. То, что могло бы показаться очаровательным у молодоженов, у этой пары средних лет выглядело на грани нелепости. Полетту не обманешь: при своем косоглазии и жирных складках Коринна могла поздравить себя с удачной сделкой. Бог знает, как ей удалось привлечь внимание Филиппа. Полетта едва успела с ней познакомиться, как эти двое уже сказали друг другу «да» в присутствии мэра. Коринна сорвала джекпот и теперь с упоением играла роль идеальной жены. По крайней мере, при муже. Когда его не было поблизости, она сбрасывала маску и не слишком церемонилась со свекровью. Что касается Полетты, то она дорожила минутами, когда они с сыном оставались наедине, хотя и сожалела, что эти моменты становятся все более редкими.
Полетта протянула Коринне тарелку и, пользуясь случаем, одним движением локтя опрокинула свой бокал. Вино безобразным темным пятном разлилось по белой льняной скатерти. Нужно же хоть немного повеселиться.
– О! Какая я неуклюжая! Прошу прощения!
Филипп выронил телефон и бросился вытирать пятно своей салфеткой. Коринна закричала:
– Филипп, прекрати! Ты так делаешь еще хуже!
Поджав губы, она молча отправилась на кухню за крупной солью. Полетта хихикала про себя, с трудом подавляя смех, от которого у нее сводило живот. Если повезет, в своем новом доме она тоже найдет кого-нибудь, над кем можно будет поизмываться. С мечтательным видом она повертела ложкой в десерте, похожем на мокрую мочалку. Перед глазами у нее стояли фотографии мишленовского ресторана из рекламы пансиона «О-де-Гассан». Они обещали изысканное меню, красивую сервировку, завтраки в номер и восхитительные полдники. Первая страница буклета предлагала райское уединение в старинном особняке на юге Франции. Двадцать четыре элегантно оформленных номера ждали гостей, которые могли гордиться не только своим преклонным возрастом, но и безупречным вкусом. Окна розового фасада, напоминающего о венецианских дворцах, выходили на ухоженный сад. С балконов открывался потрясающий вид на залив. Во внутреннем дворе колодец, украшенный барельефами из веронского мрамора, примыкал к фонтану со скульптурой склонившейся Венеры. Поле для гольфа, бассейн с подогревом и внутреннее убранство – все в равной степени роскошное – завершали эту идиллическую картину в каталонском стиле. Полетта знала наизусть каждую деталь пансиона, еще ни разу не ступив на его порог, – стоило ей закрыть глаза, и она ощущала прохладу мрамора, бархат обивки в роскошных гостиных, аромат воска от старинной мебели, шелковистость белых скатертей и хрустальный звон бокалов. Итак, она твердо решила стать его новой обитательницей. Пансион «О-де-Гассан» и его столетние деревья занимали ее мысли дни и ночи. Неважно, что именно заставляло Полетту покинуть свой все еще уютный домик ради роскошного дома для престарелых. Но одно можно было сказать наверняка: расстояние, которое этот переезд проложит между ней и ее невесткой, ее не сильно огорчит.
Полетта под чужим именем позвонила по указанному в рекламе номеру, чтобы убедиться, что у них еще есть места, и попросила прислать Филиппу десяток проспектов. Достаточно, чтобы пробудить его любопытство. В свою очередь, Сильвиана должна была донести до Филиппа свои опасения по поводу психического здоровья его матери. Полетта тщательно готовилась к каждому визиту помощницы. Иногда она клала масло в книжный шкаф, а книги – в холодильник, иногда солила чай и насыпала в ванну пшеничные хлопья. Когда она не надевала вечернее платье вместе с ластами внука, то оклеивала стены марками из своей коллекции. Кажется, что особенно удачный ход она сделала в тот день, когда повесила на ворота свои трусы.
– Восхитительный тирамису, Коринна! Вижу, вы отлично справляетесь с ролью домохозяйки!
– Мама, Коринна не домохозяйка, она фрилансер.
Филипп произнес «фрилансер», как мог бы произнести «фригидная». Что, впрочем, не удивило бы Полетту.
Он пригласил всех перейти в гостиную. Старушка села и утонула в уродливом кресле бержер, которое Коринна перетянула собственноручно. Восемь месяцев работы и столько же разговоров о том, как это было тяжело: шлифовка, обивка, а весит сколько! И каждый раз приходилось все это тащить в мастерскую! Филипп хвалил ее с легким превосходством мужчины, который признает за своей женой право на пустое времяпрепровождение.
Шум телевизора становился все громче. Комнату наполнил грохот моторов и пушек. Коринна села на диван, примостившись на краешке, любезно оставленном ей детьми. Она одернула юбку и разлила чай в три чашки на журнальном столике.
– Ну а как ты, мама? У тебя все в порядке? – спросил Филипп. – Сильвиана сказала, что вы во вторник ходили на рынок…
Полетта коснулась губами горячего чая. Отлично, наконец-то переходим к делу.
– Кто-кто, ты говоришь? О нет, не было никакого рынка, я уже давно туда не хожу…
– Как же так, мама, она заезжала за тобой во вторник, помнишь?
Полетта хихикнула про себя.
Алексис громко шмыгнул носом и, схватив тарелку с печеньем, пристроил ее возле себя на ковре. Полетта задумалась о том, все ли молодые люди теперь такие же, как эти двое: тупые и невоспитанные жвачные животные.
– В самом деле? Ну, может, и так… – сказала она без особой уверенности.
Коринна и Филипп переглянулись. Коринна ободряюще кивнула мужу.
Полетта представила себе этих двоих чуть раньше: он зашнуровывает начищенные ботинки, она втягивает живот, чтобы застегнуть юбку. Он, должно быть, колеблется, все-таки речь идет о его матери. И разве это
