Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева
Наклонив голову, Ася переводила взгляд с бабушкиных тапок на мохнатую жёлтую гусеницу… муравьи крутились вокруг неё каруселью, переползали, заглядывали в её огромные глаза. Гусеница сопротивлялась резкими движениями: сжималась в кольцо, разжималась, валилась набок, торопилась уползти. Скорость и силы гусеницы тихо таяли, а количество муравьёв увеличивалось. Понятно, насколько всё серьёзно – одна гусеница проигрывала толпе муравьёв.
Горячей волной по голове прошла боль. Ася пискнула, дёрнулась. Тело наполнилось дрожью, будто муравьи, забыв про гусеницу, всем кланом перекинулись на Асю.
Каттана не отпустила, поцеловала в макушку рядом с болячкой. Это было неожиданно. У Аси внутри всё замерло от блаженства, словно весь двор наполнился прохладным северным сиянием.
Каттана что-то сказала на узбекском, видя, что Ася не понимает, взяла за руку. Вышли со двора на улицу, по мостку перешли на другую сторону арыка, двинулись к пустырю. Чем дальше от арыка, тем скуднее растительность – роскошная зелень на глазах превращалась в колючки. По выжженной земле следом плыла двойная тень. Высоко-высоко в синем небе пел крохотный жаворонок. Шли недолго, остановились у заброшенной мазанки: один край обвалился, потащив за собой соломенную крышу. Через провал дома выглядывал репейник, вокруг трещали цикады. В зарослях шиповника виднелись остатки глиняного забора. Кругом пахло мышиным помётом, тинистой застоявшейся водой и ещё каким-то мерзотным запахом дохлятины. Оказывается, именно за этим нежилым запахом вышли на пустырь. Впереди стояла одинокая белая стена с высохшим плющом, перед ней – пыльный цветок грязно-жёлтого цвета с фиолетовыми прожилками. Ещё была видна густая зелень листьев с надрезанными краями и несколько нераспустившихся бутонов. Это была белена.
Детвора научила Асю рано распознавать растения. Хоть и не знали названий, но чётко понимали, что можно есть, а что нужно обходить стороной. Во-первых, запоминались запах, цвет и форма, во-вторых, где произрастает. Например, с могил и помоек не брали. В фаворе были цветки жёлтой акации, клевера, корень солодки. На Урале такого добра было предостаточно: большие заросли ромашки, медуницы, просвирника находились сразу на окраине любого посёлка. «Это съешь – сначала появится волчья пасть, коровьи копыта, а потом помрёшь!» – учила соседка Нина и показывала на волчью ягоду. Нина была старше Аси на три года и гораздо опытнее по части подножного корма. Нине Ася верила безоговорочно – зря трепаться не будет.
Глядя на белену, Ася совершенно чётко ощутила, что её нельзя трогать, но Каттана думала иначе. Она обрывала нераспустившиеся бутоны, мелкие листья и аккуратно складывала в стопочку. Без особого труда размяла в ладонях до кашицы, когда выступил сок, сформировала бледно-зелёную лепёшку, шлёпнула её Асе на голову и тут же пожалела, что не собрала листьев больше, – лепёшка не покрыла весь лишай. Начала разрыхлять, тянуть в стороны. Иногда лепёшка рвалась, куски падали на землю – это осложняло работу, но не сильно.
Получив снадобье, Ася от неожиданности присела. Каттана потянула вверх за плечи – Ася покорно привстала на цыпочки, дескать, верю, что поможешь. Вспомнила утренние слёзы, после того, как ударилась головой о полку в комнате. Во-первых, обидно, почему именно этим, больным местом, во-вторых, особенно больно и обидно, что родители бросили её с чужими людьми и уехали в неизвестном направлении.
Она настолько была поглощена своими мыслями, что не заметила, как из-за белой стены вышел странный человек: седой, лохматый, босоногий. Присел, синим совочком стал разрыхлять грунт под ногами, когда его набиралось много, горстями выкидывал за край ямки. Когда Каттана собрала новую порцию листьев и приготовилась положить на голову Аси лепёшку, вдруг раздался вопль. Человек кричал, махал руками. В Каттану с Асей полетели камешки, обломки кирпичей, осколки старых бутылок.
– Ярар, ярар, бейлектисем (хватит, хватит, успокойся), – успокаивала старика Каттана и бинтовала Асе голову, укрывала цветным платком. – Бош зарардиляди (голова будет болеть).
На вопль странного человека с соседней улицы прибежала ватага пацанов. Один выделялся особо: длинный, худой, грязный. Он издевался над стариком особенно яростно. Прыгал вокруг него с безудержным бабьим визгом и порой, словно превращаясь в сумасшедшего орангутанга, издавал мерзкое вытьё. Старик крутился по земле задом, совочком подцеплял грунт, кидался в пацанов, потом, закрывшись руками, безудержно плакал.
– Щукщя (свиньи), – бухтела Каттана, грозя пацанам палкой и закрывая за собой двери в воротах.
Каттана вновь принялась за рыбу, Ася устроилась на топчане, собирая в чашку опадавшую с дерева вишню. В ушах у неё гудело то ли от лишая, то ли от визгов пацанов, в голове что-то постоянно щёлкало.
Зеркало без рамы, висевшее над рукомойником у самого входа, казалось белым, потому что отражало марлевую занавеску. Иногда Радик, двоюродный брат, щёлкал мухобойкой по занавеске, и по белой поверхности зеркала катили серые волны, а с улицы тут же ругалась Гульчачак: «Эй, порвёшь занавеску!» – приходилось гасить мух по стенам. Из окна на веранду падал свет, хотя солнце ушло на другую сторону дома. Сквозь марлевую занавеску видны были всполохи огня под чаном с разогретым маслом, рядом гора уже жаренной рыбы. Мелкие просветы между листьями виноградной лозы красили рыбу в пятнистый горелый цвет и освещали бетонированную площадку, стол, лавку и всё вокруг мозаичной тенью. Ася вдруг догадалась, откуда художники брали сюжеты для своих орнаментов.
Радик хлопнул рядом, поднял муху за сломанное крыло, ткнул Асе в нос. «Испугалась? Нет?» – хмыкнул.
На вид ему лет двенадцать, значит, старше её раза в два. «Удивительно, – подумала Ася, – чем старше парень, чем чище его лицо и белее зубы, тем больше к нему интерес. Только ни в коем случае не надо задумываться, почему это происходит».
– Эй! – позвала Гульчачак, положила в тарелку несколько кусков рыбы. – Ешьте, потом виноград срежете. – Передала тарелку Радику. – Сколько?
– Одной хватит…
– Возьми таз! – приказал Радик Асе, а сам пошёл с табуреткой по площадке, задрав голову. Высматривал самую созревшую кисть. Все хороши. Каждая гроздь с футбольный мяч, каждая виноградинка размером с палец. – Сюда иди!
Ася прижимала таз к животу и всё равно не удержала, когда с высоты
