Черный снег - Пол Линч
Она кликнула Барнабаса сверху, но тот не ответил, и она вновь позвала, а затем открыла заднюю дверь и вышла из дома. Двинулась к ним нерешительно, обе руки птичьими клювами в рукавах. Темная ржа волос у мальчишки, она увидела, как он что-то быстро нашептывает остальным, завидя ее. Коренастый обернулся, шагнул к ней, снял свою чернополую шляпу, на коей имелось изумрудное перышко, чистое, как клинок. Голос его оказался хрипл, налетел на нее странной, торопливой скороговоркой, которую она едва разобрала. Никакого беспокойства не желали причинить, хозяйка, просто ищем какой-нибудь утиль после пожара, жуть как горело, ей-ей. Она услышала у него в голосе ноты иноземцев, людей небелых. Увидела же она в глазах его серьез, а также что-то еще, некое качество, будто нес он на стоических своих плечах некое древнее проклятье усталости. Толстые губы его в разговоре, и проблеск желтых зубов, и щетина у него на лице темна, и едва ли не борода. Пока он говорил, дылда осматривался по сторонам, рукою обернул кусок перекрученного металла, будто некий увядший цветок, погибший от его прикосновенья.
Вы, верно, и сами, хозяйка, знаете, каково это, моей-то хозяйке нездоровится, Боже, воля Твоя, глядишь, поправится, зиму мы пережили трудно, лишь с Божьей помощью, слава небесям за весну, теперь все что угодно с пожара нам может помочь, вы очень добры. Внезапно он расплылся в улыбке, и та вознеслась выпукло. Дылда помалкивал и вперял взгляд в землю, когда Эскра на него смотрела. Мальчик стоял, где был, и она поймала себя на том, что разглядывает его, видела, что одежда на нем, как и на остальных, ветхая. Лицом мальчик чист, желтые зубы кривы, с большими щелями промеж ними, веснушки сияли по всему лицу, словно звезды наизнанку. Она заметила, как быстро изменилось лицо у мальчика, встревоженный взгляд, мелькнувший в глазах, и услыхала Барнабаса прежде, чем обернулась, увидела, как он несется мимо к ним, руки – катящиеся валуны. Коротышка вскинул ладонь в приветствии и собрался заговорить, выдал слова из себя, как-поживаете-сэр, мы никакого вреда не желали, но Барнабас уже накатил на них. А ну пошли нахер с моей земли, сказал он.
Эскра глянула на мальчика, и то, что было чистое духом, потемнелым сделалось, словно стал он свидетелем расцвету злодейства. Повернулась к Барнабасу и бросила ему взгляд, какой прочел он как призыв остыть, но не прислушался и сказал чужакам, а ну брысь, показывая на ворота. Голос Эскры отпал от нее. Мужчины повесили головы, а мальчик бросил на Барнабаса взгляд окаменелый, после чего тощий мужчина подался к их лошади и телеге на дороге. Коренастый заговорил. Мы никакого вреда не желали вам, вот как есть, никакого вреда, сэр, слава Богу, и пусть Господь хранит ваш дом и всех в нем, пусть благодати года падут на него и никакого вреда вам Боже благослови.
Позднее она стояла над мойкой и заметила, что руки у нее дрожат. Сквозь синевшее стекло заката она видела остатки хлева, что расселся пред нею некой растленностью. Выпустила чашку в воду. А когда заговорила, голос ее словно выпростался, свернутая пружина, ужалившая его там, где он сидел. Замуж я выходила не за того поганца, каким ты становишься, Барнабас Кейн.
Барнабас в кресле у печи выпрямился, сложил газету, не ответил и не посмотрел на нее.
То были хорошие люди. Просто нищие. Из лудильщиков[12]. За что ты их так? спросила она.
Обратилась лицом к нему, а он встал и повернул голову так, будто собрался уйти из комнаты, но тут голова его дернулась к ней, и взгляд в глазах его оценивал, много ль осталось в ней боевитости. Эти-то? сказал он.
Нет там ничего, кроме обломков деревях, да металла, да камней треснувших. Чего ты хотел от них? Эта дрянь смотрит на нас день-деньской. Гнусность. Чего не уберешь?
Никчемной они породы, Эскра. Отираются по округе, живут за чужой счет. Сейчас времена худые. Нам все, что под рукой есть, надобно. Вот и весь сказ.
Чего ты не дал им забрать, что им нужно? Тот хлев перестроится без всего того, что там сейчас. Зачем надо было с ними так грубо?
Я тебе скажу зачем, Эскра. Они насекомые. Паразиты, вот они кто. Не работал ни один никогда. Тошно мне с них, как они раскатывают по округе, на всё подряд глаз свой кладут. Всех их переловить надо. А вонь-то от них какая.
Эскра ошарашенно покачала головой. Много раз толковала я с Мэттью Пиплзом про них, и он им всегда радовался. Говорил, они на все руки мастера.
Мэттью Пиплз был дурак малахольный.
Увидел он, как рот и глаза у нее распахиваются, словно бы впустить побольше света против тьмы, какая из его рта выбралась. Ты что этим хочешь сказать? промолвила она.
Я не это хотел сказать.
Что же тогда? Он видел, как взгляд ее застыл в презренье. Не смей говорить дурно о мертвых. Не ты ли в конечном счете послал его внутрь?
Рот у Барнабаса открылся так, будто язык ему выдрали. Билли зашел в комнату и спросил, который час, и принялся пилить хлеб. Барнабас попытался заговорить, люто затряс головой. После всех трудов вчерашних, когда закопал я тех коров. Думаешь, мне легко было? Он дернул заднюю дверь и оставил ее стоять, ушел к хлеву, поднял змеино-скрученную железяку, оставленную на земле тощим пришлым, и швырнул ее в стену. Металл исторг краткую высокую ноту, та взлетела в вечернюю тишь да и заглохла быстро, будто и не звучала.
Он шагнул из дома и не мог взять в толк небеса. Погода устранилась до некой несущественности, коя была бледна, и от такого неведения он напрягся. Всюду видел он предвестья дождя и противоположные приметы солнца, застрявшего щепками, и, когда глянул вновь на то, что, казалось ему, было
