Романолуние - Анна Кимова

Ответ «а». Забота о себе. Точнее, реализация своего эго. Даже, возможно, намётки ревности. Любовь? Вряд ли. Эгоизм? Похоже. Собственничество? В точку. С другими делиться не хочет, пока сам её пользует. Надоест – пусть забирают, а пока – альфа-печать с автографом Романа Чернышова. Похоже на любовь или заботу? Однозначно нет.

Ответ «б». Забота о ее здоровье. Возможно, он же не совсем животное! Ведь какое-то время ее уже пользует: даже автомобилю положен техосмотр, а она – человек. Так что такого варианта отметать тоже было нельзя. Но и ставку на него, если бы играла в казино, Даша бы не сделала. Скорее всего Роман проявил бы заботу в какой-то более заботливой форме. Обнял бы, как только ее увидел, прямо там, еще в доме, куда ее увезли. Был с нею нежен, если бы, и правда, волновался. Ведь он умел быть нежным, если хотел. Так что его поведение скорее напоминало ярмарку эго, а не на заботу о Даше и ее здоровье.

Ответ «в». Не существует третьего варианта. Юмором там и не пахло.

Так, с заботой всё более-менее прояснялось. Ее не было. А если и была, то о себе любимом, не о ней. Теперь пришла очередь для самого главного. Того, на чем зиждились все их отношения, так уж повелось с первого дня. Что это было? Влечение, или нечто большее?

Вспомнилось это:

– Вы что-то хотели, Роман Сергеевич?

– Ну вообще-то я всегда хочу одного. Ты же знаешь. Того самого.

Снова юмор? Или просто в некоторых шутках нет ни доли шутки? Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить, что было дальше. А ведь вот что:

– Дашка, не могу без тебя! Ты меня бесишь, убить готов иногда, но не могу без тебя. Нужна. Ты мне нужна.

Красиво сказано, век воли не видать. А что дальше?

А дальше была их первая совместная ночь. Мурманск. Сразу после похищения.

Что это? Он переволновался? Наверняка. Ситуация всё же была не рядовая. Он хотел ее? Да, безусловно, он всегда ее хочет. За исключением вечера накануне. И у́тра. В котором у Романа для нее тоже не оказалось места. Да и той ночью ничего бы между ними не было, если бы не похищение. Даша вновь переключила его внимание на себя этой из ряд вон выходящей историей. Роман обожал риск, поэтому и отозвался. А дальше всё сработало по накатанной. Так что это было? Влечение? Или нечто большее?

Даша поставила бы на первый вариант. Он просто хотел ее, и это опять сработало. Но после событий накануне – вечера, их полета, приезда в отель, и утра – того, как он ее встретил у похитителей, Даша никогда не поставила бы на то, что это было нечто большее. А слова? Они прекрасны, без сомнений, но, ничем не подкрепленные, всегда остаются лишь словами.

а это:

– Почему ты так старательно пытаешься от меня убежать? Ответь мне, Даша. Иначе я тебя прямо сейчас при всех поцелую. Быстрей, у тебя мало времени. Я долго сдерживаться не смогу.

Снова собственничество. И желание подчинить. Быстро сделай, что я хочу, или я сам сделаю, что я хочу. Я, я и еще раз я. Хочу, хочу, и еще раз хочу. Влечение? Да. Что-то большее? Ответ очевиден.

или это:

– Чтобы ты, твою мать, объяснила мне нормальным, человеческим языком, зачем ты всё это делаешь? Я тебе сразу сказал чего хочу. В первую же пятницу, в лифте.

Да, и в этом Даше тоже надо было разобраться. Чего же он хотел? Уже тогда, к первой пятнице их знакомства? И Даша стала вспоминать всё с самого начала.

Первые намёки последовали уже на второе утро их знакомства:

– Так заходи ко мне почаще, будем греться.

Он чуть не сделал всё впервые уже на четвертый день:

– Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя прямо здесь трахнул? Так я с удовольствием! И даже с тобой не посоветуюсь.

Пятый день, на утро после того случая, первого тревожного звонка:

– Спасибо, Даша, что вы пришли. Я бы без вас, пожалуй, уже начал скучать.

Как она это только что назвала? Тревожным звонком? Сумасшедшая! Нормальные люди подобрали бы другое понятие, но сначала сделали бы ноги. А что же Роман? Он бы, пожалуй, начал скучать. Так вот что это было для него? Развлечение? Возможно, так это и начиналось. Но потом он тоже втянулся, Даша это понимала. И для него тоже всё стало на грани. Ведь на больного бешенством зверя он не похож. Или похож? Что вообще Даша о нем знает?

И вот, наконец, тот самый пресловутый лифт, пятый день знакомства:

– Ты очень красивая… Просто дурею, как хочу тебя.

Да, всё как обычно. Влечение. Желание. Хотение. Похоть. Хочу-хочу-хочу. Как было с Дашей всегда и у всех мужчин.

– Но трогать не буду. Давай попробуем с тобой по-другому.

– Вы по-другому не умеете.

– Никогда не пробовал. Стало интересно.

А на следующий рабочий день после его «стало интересно» и желания сделать всё «по-другому» произошло то самое событие, ставшее отправной точкой ее больной любви. Он взял ее как какой-то зверь. А потом попросил принести ему кофе, и неделю даже не смотрел в ее сторону.

А потом еще раз попросил принести ему кофе. Когда в том же месте в тот же час для разнообразия взял свою жену.

А потом попросил сделать кофе еще раз. Через несколько дней после жены. И снова отымел Дашу. Как резиновую женщину. На том же месте в тот же час. И вернулся, чтобы оставить подтирки:

– Не убирайте их, Дарья Игоревна. Теперь это будет происходить часто, а каждый раз бегать за салфетками в кабинет мне неудобно. Да, и сделайте-ка мне еще кофе. Тот уже остыл.

И Даша сделала ему второй кофе. И принесла. Чтобы услышать:

– И вам следует подумать о контрацептивах. Я же для вас чужак? К тому же из враждебного мира. Значит, с детьми не ассоциируюсь. Это подходит нам обоим.

А потом был еще один раз, но понежнее. На следующий же день. У Романа было такое настроение… романтическое…

А потом был не менее больной Рим.

Потом – третий понедельник, день после Рима, вызов к генеральному. И это:

– Что ты творишь? А? Что, я тебя спрашиваю?

Опять боль, опять борьба и это его:

– Что же ты за баба такая? Что за баба невыносимая? Влезла мне в голову, чтобы на ломтики там всё покромсать…

А