Клуб «Непокорные» - Джон Бакен
Пакеты были обычной партией товаров из какого-то большого городского магазина. Но я заметил, что двое мужчин обращались с ними чрезвычайно бережно и что как только все пакеты были переложены на носилки, они отрезали магазинные этикетки и прикрепили собственные. Новые этикетки выглядели странно: большие, квадратные, с каким-то адресом, написанным на них черными-пречерными заглавными буквами. Особенного в этом ничего не было, но лица мужчин меня озадачили. Мужчины выполняли свою работу лихорадочно, желая сделать ее как можно быстрее, но при этом явно боялись допустить ошибку. Обыденная задача, похоже, представлялась им делом огромной важности. Подойдя ближе, я увидел, что лица их бледны и напряженны. Эти двое, дворецкий и камердинер, были уже в возрасте, и могу поклясться, работали не по доброй воле, а из-за чего-то вроде страха.
Я шаркнул ногами, чтобы дать знать им о своем присутствии, и, обращаясь к ним, заметил, что вечер прекрасен. Они дрожали так, словно в эти минуты грабили труп. Один из них что-то пробормотал в ответ, а другой поймал ускользавший сверток и с большой тревогой прорычал напарнику, чтобы тот был повнимательнее. Казалось, они имели дело со взрывчаткой.
Липшего времени у меня не было, и я двинул дальше. Тем же вечером в моем гостиничном номере в Ладлоу я с любопытством взглянул на карту, чтобы определить место, где я видел мужчин. Деревня называлась Сент-Сант, и оказалось, что ворота, у которых я остановился, принадлежали крупному поместью Ваункасл. То был мой первый визит в тамошние места.
В то время я занимался критическим изданием Феокрита[52], для которого собирал новую подборку рукописей. В Англии был вариант Кодекса Медичи, и никто со времен Гейсфорда на заглядывал в него[53]. После долгих хлопот я обнаружил его в библиотеке человека по фамилии Дюбелле. Я написал ему в его лондонский клуб и, к моему удивлению, получил ответ из поместья Ваункасл-Холл, что расположено в Факсетере. То было странное письмо, потому что чувствовалось по всему Дюбелле хотел послать меня к черту, но не мог свое желание согласовать со своей совестью. Мы обменялись несколькими письмами, и в конце концов он разрешил мне ознакомиться с его рукописью. Он не предложил мне остаться, но упомянул о том, что в Сент-Санте есть уютная маленькая гостиница.
Мой второй визит начался 27 декабря, после того как я съездил домой на рождественские праздники. Прошла неделя крепких морозов, потом чуть потеплело, но по-прежнему было ужасно холодно и свинцовое небо постоянно предвещало снегопад. Я ехал на автомобиле из Факсетера, и когда мы приблизились к долине, я, помнится, подумал, что местность эта на редкость грустная. Холмы были слишком низкими, чтобы производить впечатление, а леса делали их очертания расплывчатыми и неясными, но на вершинах были отчетливо видны серые бугорки, указывавшие на их вулканическое происхождение. Нечто подобное можно встретить на картинах итальянских художников-примитивистов, где исключены и свет, и цвет. Когда я мельком увидел ручей Ваун на обесцвеченных лугах, он выглядел как «тусклая вода» В балладах Шотландского Пограничья. В лесах также не было той благоприятной наготы, что свойственна английским рощам в зимнее время. Они оставались мрачными и хмурыми, словно скрывали какие-то тайны. И пока я добирался до Сент-Санта, у меня сложилось стойкое впечатление, что пейзаж вокруг не только печален, но и зловещ.
С гостиницей мне повезло. На единственной улице одноэтажных коттеджей она, весело сияя из-за красных занавесок бара, возвышалась как маяк. Внутри было так же хорошо, как снаружи. Я нашел спальню с ярким камином и поел в комнате, обшитой панелями, увешанной множеством нелепых старых картинок с долговязыми гончими и лошадьми с впалыми спинами. Добираясь до этого места, я впал в уныние, но уют и покой подняли мне настроение, и когда мне доставили весьма приличную бутылку портвейна, я пригласил хозяина выпить рюмку. То был человек в годах, бывший егерь; жена была намного моложе его и отвечала за управление гостиницей. Мне хотелось услышать что-нибудь о владельце моей рукописи, но хозяин мало что о нем знал. Он много лет прослужил прежнему сквайру, а нынешнему не служил никогда. Я много слышал о представителях рода Дюбелле, о господине пожилого хозяина, который посвятил псовой охоте сорок лет своей жизни, о майоре, его брате, павшем в битве при Абу-Клеа[54], о пасторе Джеке, что прожил здесь всю свою жизнь, и множестве других родственников по боковой линии. «Деблиз» — так здесь произносили фамилию «Дюбелле», — были мужественными щедрыми людьми, и в этих местах их очень любили. Но о нынешнем владельце поместья хозяин гостиницы ничего рассказать мне не мог. Сквайр, по его словам, был «великим ученым», и при этом я понял, что никаким видом спорта он не увлекался и не был общителен, как его предшественники. На дом он потратил кучу денег, но в гости туда мало кто ходил. Хозяин гостиницы никогда не бывал на землях нового владельца, хотя в прежние времена на лужайке устраивались охотничьи завтраки для всей округи и обильные обеды для арендаторов. Я лег спать с ясным представлением о человеке, с которым мне предстояло побеседовать завтра утром. Ученый человек и самовластный затворник, собиравший сокровища и украшавший свое жилище и, вероятно, живший в своей библиотеке. Я с нетерпением ждал встречи с ним: общаться с такими, как он, мне приходилось нечасто.
На следующее утро после завтрака я отправился в усадьбу. Вокруг все было так же серо и печально, и когда я вошел в ворота, воздух, как мне показалось, стал еще горше, а небеса темнее. Место было окружено деревьями — столь огромными, что даже в зимней своей наготе они создавали мрак вокруг усадьбы. Там была длинная аллея древних платанов, сквозь которую лишь изредка можно было увидеть замерзший парк. Я определился, где нахожусь, и понял, что, постепенно спускаясь, иду почти прямо на юг. Дом должен располагаться в лощине. Вскоре деревья поредели, я прошел через железные ворота, вышел на большую неухоженную лужайку, где там и сям произрастали лавры и рододендроны, и здесь передо мной открылся фасад дома.
Я ожидал чего-то прекрасного, ожидал старинного фасада в стиле Тюдоров или королевы Анны[55], я надеялся увидеть величественную георгианскую галерею, но был разочарован, потому что фасад был просто безобразным. Он был низким, неправильной формы и более походил на заднюю часть дома; я догадался, что когда-то здание было устроено с
