Клуб «Непокорные» - Джон Бакен
Вскоре мне стало понятно, почему люди были столь увлечены чтением. Еда была просто отвратительна. Мне так хотелось есть и пить, что я бы с удовольствием съел два бифштекса и выпил бы кварту пива[31], однако я получил всего лишь три сухарика, тарелку жидкого супа, пюре из овощей и чайную чашку молочного пудинга. Я позавидовал настоящему Брамби, который в этот момент, если у него была хоть капля ума в голове, прекрасно чувствовал себя в трактире. Я не решился просить добавки, потому что это могло вызвать неудобные вопросы, так что у меня было достаточно времени, чтобы понаблюдать за людьми. Никто ни на кого не смотрел; казалось, здесь вошло в моду являть собой воплощенное одиночество, затерянное в глухой пустыне; здесь даже пары не разговаривали друг с другом. Я осторожно осмотрел присутствовавших, чтобы выяснить, нет ли среди них тех, кого я мог знать прежде, но нет, все они были мне незнакомы. Через некоторое время мне стало так одиноко, что захотелось взвыть.
Наконец люди начали вставать и расходиться. Сестра, которая попалась мне на глаза первой, — собравшиеся, обращаясь к ней, говорили ей «швестер», хотя выглядела она скорее начальницей, — появилась с лучезарной улыбкой и дала мне мое лекарство. Я вынужден был принять от нее две таблетки и какие-то ужасные капли, что мне извлекли из коричневой бутылочки. Я прикинулся послушной персоной и подумал, что это может дать мне лишний шанс в поисках моей лошади. Поэтому я сказал сестре, что чувствую себя совершенно отдохнувшим и что после полудня хотел бы прогуляться. Сестра покачала головой:
— Нет, мистер Брамби. Сегодня вам точно положено отдыхать, так распорядился доктор Миггл.
— Но я в самом деле чувствую себя очень хорошо, — возразил я. — Я из тех мужчин, которым все время нужно двигаться и двигаться!
— Не совсем так, — промолвила она с терпеливой улыбкой. — В настоящее время ваша энергия носит болезненный, нездоровый характер. Ее причиной является нерегулярный нервный комплекс, и перед тем, как вы сможете вести нормальную жизнь, мы должны вылечить именно его. Скоро вы начнете совершать долгие приятные прогулки. Вы обещали вашей жене делать все, что вам говорят, и с вашей стороны было совершенно неправильно то, что вы незаметно ушли отсюда прошлой ночью и доставили всем нам массу беспокойства. Доктор Миггл говорит, что больше это никогда не должно повториться!
С этими словами она укоризненно погрозила мне пальцем.
Хорошенькое дело, подумал я, к моим неприятностям добавилась некая жена. Теперь я начал беспокоиться по-настоящему, потому что в любой момент здесь мог появиться не только Брамби, но также и его драгоценная супруга, а между тем я понятия не имел, как объясню ей, что делаю здесь в брюках ее мужа. Кроме того, меня встревожила последняя фраза. Доктор Миггл решил, что сбегать вторично я не должен никак, и был он, судя по всему, человек решительный. Его «никогда» означало то, что я всегда буду под наблюдением и что на ночь дверь моей спальни будут запирать.
Я поднялся в свою комнату — Гримпус остался ожидать меня в зале — и бросил взгляд из окна. Я увидел прекрасную густую виргинскую лиану, по которой можно было легко добраться до этажа ниже, но до земли — совершенно невозможно: там, внизу, зияла огромная пропасть подвала. Нечего было и думать о том, чтобы сбежать отсюда, двигаясь столь ненадежной дорожкой; вначале нужно было пройти через комнату, что была внизу, но если я это сделаю, с моей стороны это будет еще одним грубым нарушением правил, которое может закончиться ужасным скандалом.
Спускаясь по лестнице, я чувствовал себя ужасно подавленным, пока не увидел женщину, выходившую из такой же комнаты, как моя… Господи, да ведь это же моя тетушка Летиция!
Я не должен был этому удивляться, потому что она вечно жаловалась на нервы и всегда ее носило везде и всюду в поисках лекарства. Увидев меня, она подумала, что перед ней Брамби, и поспешила прочь. Очевидно, слава о деяниях Брамби уже разошлась по белу свету, и его психическое здоровье вызвало подозрения у тех, кто его знал. Хотелось последовать за ней, но момент был неподходящим, потому что Гримпус смотрел на меня.
Гримпус проводил меня на террасу, усадил в длинное кресло и велел оставаться там и греться на солнышке. Читать мне было нельзя, но я мог поспать, если бы мне захотелось. Но спать мне не хотелось никак, потому что со стороны это очень бы походило на нарастание душевного расстройства. Я должен был связаться с тетей Летицией. Я видел ее, сидевшую в новом кресле на другом конце террасы, но я понимал, что если встану и подойду к ней, она примет меня за сумасшедшего Брамби и с ней случится истерика.
Я лежал в раздумьях и грелся на солнце около двух часов. Потом я заметил, что сестры разносят чай или лекарства некоторым пациентам, и подумал, что появился шанс сдвинуть дело с места. Я подозвал одну из них и голосом любезным, но жалобным, присущим инвалидам, посетовал на то, что солнце для меня слишком жаркое и что я хочу перебраться на другой конец, где больше тени. Сестра пошла искать Гримпуса, и вскоре честный малый явился.
— Надоело мне это солнце, — обратился я к нему, — чувствую, вот-вот заболит голова. Хочу, чтобы ты переместил меня вон туда, в тень буков.
— Очень хорошо, сэр, — сказал он и помог подняться, прихватив кресло и коврик.
Я слабой походкой поковылял за ним и указал на свободное место рядом с тетей Летицией. Она дремала и, к счастью, не заметила меня. Кресло с другой от меня стороны занимал старый джентльмен, который крепко спал.
Я подождал несколько минут и начал придвигать свое кресло чуть ближе. Затем я достал немного земли из трещины в брусчатке, сделал из нее комок и аккуратно положил комок тетушке на лицо.
— Тетушка Летти, — прошептал я, — просыпайтесь!
Она открыла один глаз, горевший от возмущения, посмотрела на меня, и я подумал, что она вот-вот упадет в обморок.
— Тетушка Летти, — промолвил я голосом, полным муки, — ради всего святого, не кричите. Я не Брамби. Я ваш племянник Майкл.
Нервы у нее были лучше, чем я думал, потому что ей
