У смерти на краю. Тонечка и Гриша - Ирина Николаевна Пичугина-Дубовик
Танец окончился.
Последний аккорд баяна и… всё… тишина.
Зал молчал. Смущённые и озадаченные, зрители переглядывались: что делает сосед?
И вдруг! Зал взорвался рёвом голосов и топаньем ног в такт аплодисментам! Зрители были в восторге!
Зрители хотели ещё!
Лизе пришлось повторить «на бис».
Объявили «второй номер».
Надев на головы «испанские» шапочки с бумажными розами и взяв в руки «кастаньеты», Лиза и Вера синхронно сплясали простенький, но очень ритмичный «испанский» танец.
Разошедшийся зал хлопал и топал в такт музыке.
Лёд был растоплен. Маленькие актрисы победили косность и предрассудки местных. Дальше концерт летел «на ура»!
Затем Вера читала стихи. Она выучила их с отцом, помнила великое множество. И теперь давала Лизе передохнуть перед завершающим номером.
Ей тоже аплодировали от души.
А потом девочки показали песенно-танцевальную комическую сценку «Повар и поварёнок».
Лиза-повар учила Веру-поварёнка, как делать пирог с капустой. Девочки пели под баян: «Мы капусту режем, режем, так мы тесто месим, месим».
Повар учил поварёнка, ленивого и неумелого.
У Веры оказались недюжинные комические способности. Она так достоверно изображала растерянного поварёнка, хватающегося за всякое дело не с той стороны, изумляющегося, что опять ничего не вышло.
Зал просто катался со смеху. Эти измученные и пришибленные невыносимой жизнью, голодающие, без особых надежд на улучшение люди распрямлялись на глазах. Взрослые радовались чуть ли не больше своих детей. Тусклые глаза загорались, вечно сжатые бледные губы изгибались в улыбке.
Девочки Мусенковы победили!
Школьной самодеятельности — быть!
А Тонечка смотрела из зала на своих девочек и вспоминала слова Евлампия Петровича, сказанные тогда в поезде: «Народ у нас особый. Непростой народ наш. Но он хороший, душевный, значить, народ. Кто сам много перестрадал, тот справедливость, значить, выше всего и ценит. Как и сердечное к себе отношение. Доброту, значить».
Вот как мощно откликнулся местный народ на безыскусное, но искреннее и доброе желание её Веры и Лизы расцветить, разнообразить и хоть капельку, но улучшить жизнь в школе для детей, а значит — и для их родителей! Прав был старик учитель, ах как прав!
— Тось, а всё-таки молодцы у нас дочи! Вот какие! Боевые! Не ударили в грязь лицом!
— Ну всё, Гриш, тише, успокойся, девочек разбудишь. Спи, завтра вставать рано…
— Тонь, а Тонь, да погоди ты спать… А как Лизок ножкой, а? А Верок какой вороной-растрёпой поварёнка изображала… Да не спи ты… погоди. Погоди, а? Тонечка…
Вот и поднялась в школе мощной волной самодеятельность. Какие таланты дремали до поры до времени: чтецы-декламаторы, певцы и — под руководством Лизы — танцоры.
После Нового года решили даже устроить драмкружок.
А один из отцов, молодой морской офицер из военного городка в Знаменском, ставил с ребятами акробатический номер «пирамиду». Под музыку баяна ребята выбегали на сцену.
«Делай — раз» — становились самые крепкие и большие.
«Делай — два» — на их плечи забирались ребята поменьше.
«Делай — три» — и наверх карабкались малыши.
А самую маленькую девочку подсаживали позади «пирамиды», и она, раскинув руки, утверждалась на самой вершине, развернув красный советский флаг!
Забурлила школьная жизнь в захолустном городке! На одном голом энтузиазме и назло невзгодам! Забурлила!
48. Советская Гавань. «Киска с бантами»
Каждый день Вера шла в школу с замиранием сердца. Боялась. Но чем больше боялась, тем выше задирала упрямый подбородок в наигранном презрении к опасности.
В чём было дело?
В мальчишках.
Мальчишки из ремесленного невзлюбили её, а может… наоборот? Кто этих совгаваньских мальчишек разберёт!
— Фифа Владивостокская! Да она просто… «киска с бантами»! Вот она кто! Вот отлупим, пусть не задаётся!
— Ну, погоди у нас! Дождёшься!
А сами подглядывали из-за угла, когда Верочка проходила мимо. Чёрненькая шапочка, две длинные косы с пышными чёрными бантами из сатина.
Свистели ей вслед, пугали.
Но «Киска с бантами» не пугалась и шла нарочито медленно. С гордым презрением, даже не глянув в их сторону.
Ох как бесила она ремесленных!
Вот цаца!
Неизвестно чем бы закончилась эта вражда, но пришла зима. Снежная — как всегда в этих краях. Уже не за горами Сихотэ-Алиньского хребта был и Новый год. В школу и в ремесленное горсовет завёз ёлки. И пришла пора Антонине Степановне отдавать в школы свой запас ёлочных украшений, исполненных японскими офицерами. По старой памяти Евлампий Петрович попросил Антонину украсить ёлку в ремесленном:
— Женской рукой — оно вернее будет! Да вы и девочек с собой, значить, берите! Пусть помогут.
Так предложил он наивным тоном, при этом хитро кося глазом на Веру. Антонина Степановна согласилась. Ей это только в радость. Вот и пришли тётя Тоня, Лизка и «Киска с бантами» украшать ёлку у мальчишек. Сказать, что это был шок для мальчишек — ничего не сказать. Но в присутствии Евлампия Петровича и тёти Тони не задерёшься.
Постепенно подростки оттаяли и все перезнакомились. «Киска с бантами» оказалась нормальной девчонкой! Столько ездила, побывала под бомбами! Сколько интересного рассказывала им Вера, пока они вместе украшали ёлку. Договорились с горки вместе сходить покататься.
И покатались.
Теперь за внимание «Киски» мальчишки готовы были петухами биться друг с другом.
Хорошая девчонка оказалась!
Свой парень, а никакая не «киска с бантами»!
49. Советская Гавань. Будни и праздники японских военнопленных офицеров. Григорий Сергеевич обеспокоен
А жизнь в лагере для военнопленных японских офицеров шла своим чередом.
Они старательно и много работали на заготовках леса, стройках города и в иных местах, откуда приходила разнарядка. Сам «господин Исида» никуда на работы не ходил, его обычным местопребыванием был тот кабинет в больнице. При ней формально он и числился. Но дисциплину в лагере держал железную.
Тоня удивлялась такой готовности японских офицеров исполнять то, что им приказывают. Ей даже казалось, что японцы получают здесь от плодов своего труда несказанное удовольствие. Если посмотреть, как они возводят деревянные «теремки» вокзалов или кладут кирпичи новых зданий на Приморской улице.
И вот что странно — вовсе не помышляют о побеге.
Ежедневно отряды японцев выходили в сопки заготавливать лес для лесозавода. Конвоиров при загототрядах было всего один-два человека, скорее для порядка, чем для пресечения побега, потому что из лагеря пленные японцы не убегали.
И не пытались.
Ни один человек.
Ни разу.
А почему?
И то, что окружающая местность
