Такси за линию фронта - Станислав Кочетков
— Вот… А я тут слышу — море рядом, море где-то шумит, сейчас бы камбалы, калкана жареного, как тогда! Но ведь война, никто в море не выходит, нет рыбы…
— Нет, сына…
— Вы мне, наверное, снитесь. Откуда вам на фронте взяться… Но все равно, хороший сон! Приходите ко мне во сне еще, ладно? А сейчас я еще посплю, организму надо. Пока, батя! Мамочка, целую, мы еще поговорим, но потом!
И уснул.
После такого начала каждый день приезжали мать с отцом к сыну, каждый день к этому времени раненый Филипп Николаевич приходил в себя, общался, а потом опять засыпал. Врачи боялись эвакуировать его, очень уж тревожил их осколок, застрявший в шейном отделе позвоночника. Как раз между позвонками. И сам Филипп Николаевич радостно хвастался папе с мамой — мол, видите, пальцы на левой шевелятся, как будто не замечая полной неподвижности ног и головы. Но дело вроде бы шло на поправку, воспалительный процесс в голове прекратился, потому, глядя на положительную динамику, посещения родителей больному не запрещали. Наоборот — даже в распорядок внесли.
Володя все личные вещи своего начальника отдал Фомичу, в том числе и служебные средства связи. И вот по ним шло такое…
Не поседей Фомич после ранения жены, задумайся он над тем, как это все понять, соединить вместе, он поседел бы еще раз. «За проявленный героизм при спасении военнослужащих наградить старшего лейтенанта медицинской службы Филиппа Николаевича внеочередным званием капитана». И тут же: «За неоказание помощи раненому Филиппу Николаевичу, руководителю сортэвакопункта Филиппу Николаевичу объявить строгий выговор с занесением, дело о неполном служебном соответствии передать в квалификационную комиссию». И вслед: «Циркулярно. Опыт уникальной операции по восстановлению кисти, проведенной на самом себе военврачом Филиппом Николаевичем, требует всестороннего изучения и рекомендован к внедрению. В связи с этим направить после излечения капитана медицинской службы Филиппа Николаевича на курсы повышения квалификации преподавателем…»
А так как седеть было уже некуда, начал Фомич лысеть и очень сильно сдавать. Ведь столкнулся он и с другой проблемой: им просто нечего было есть. В городе, далеко на востоке, еще гремела обстрелами не взятая «Азовсталь», а на западе Мариуполя ни магазинов, ни продуктов не было вообще. И банков нет, с карточки наличку не снимешь. И солярки нет, никуда особо далеко не уедешь.
Пару раз Фомич с женой срывались в поездки по окрестным селам, но и у сельчан с продуктами было настолько негусто, что за любые деньги, даже за непривычные рубли, в мае удавалось приобрести максимум прошлогодней картошки. Местные — они в городе могли и гуманитарку получить, им вся Россия помогала, а Фомич — он кто? Явно не местный, потому… Галина Филипповна уже вслух мечтала о настоящем хлебе…
* * *
Каждый день выезжал бусик Фомича из-под навеса при входе на когда-то блатной пляж в полутора километрах от госпиталя. И каждый вечер возвращался обратно. К нему уже даже привыкли, патрули документы проверять перестали, просто убеждались, что внутри те же двое стариков. И вот сегодня к ним прибился этот странный стример, весь такой невоенный, ну прямо хипарь или какой другой, вдруг даже церковный шалопай. Но у него с собой было целых пять буханок хлеба! Кирпичиком, но настоящего хлеба!
Послать его после таких царских подарков? Фомич — не мог, тем более, Галина Филипповна о хлебе мечтала. Приютить, накормить? Да чем, кроме уже постылой картошки? Вот спать положить, особо в комендантский час, Фомич опасался, но была надежда. Обычно в районе двадцати ноль-ноль проходит первый патруль, вот проверят его документы — тогда будет ясно, есть ли доверие стримеру, а пока…
А пока Фомич развлекал гостя чем мог. Пек картошку, базлал и балагурил, боясь сболтнуть лишнего, боясь не заметить опасного и важного, и очень сильно боялся уснуть. Хотя под веки как песка насыпали, глаза сами закрывались.
Так, размышляя, что же ответить на глупый вопрос про тренера, голы и хирурга, Фомич на полуслове и уснул. Просто привалясь к борту. Последние дни это часто с ним случалось, засыпал минут на пятнадцать и просыпался в ужасе, с диким сердцебиением: вдруг опять в кого прилетело? А вдруг он за рулем уснул, в движении, сбил кого?!
Стример увидел, что Фомич спит. Грустно улыбнулся, вытащил из-под своей хламиды ладони со стигматами, подхватил выпавшую из рук Фомича палку. Осторожно выкатил из золы костра спекшиеся картофелины, положил на угли две камбалы, завернутые в листья салата, вздохнул:
— Умаялся? Отдыхай!
И протянул руки к глазам лысеющего старика. Но вдруг задержался, прислушался к чему-то в себе, искоса бросил взгляд на небо и еще раз вздохнул:
— Да знаю я, он еще нужен. Он еще ИМ будет нужен. Пусть отдохнет, пусть спит каждый раз до утра, нормально спит!
Как ребенка спящего или товарища раненого, взял Фомича на руки. Бережно уложил внутрь бусика, укрыл невесть откуда взявшимся бело-желтым верблюжьим пледом, а в ногах, прямо поверх пяти кирпичиков хлеба, поставил старое даже на вид деревянное блюдо с шестью картофелинами и двумя уже приготовленными здоровенными рыбинами.
И, не прикрыв сдвижную дверь, пошел на восток — прямо сквозь приближающийся патруль Росгвардии…
Часть третья. Воины
1. Побратымы
«Не успела во поле высохнуть роса…»
Старая шутливая альпинистская песенка
Конечно, ни о какой росе на стылом январском снежном поле и речи быть не могло. Но не успели проорать в посадке на бывших колхозных полях чудом выжившие и удравшие из села петухи, как над полем раздался заливистый раскат пулемета. Эхо очереди отразилось от обрывистого буерака, прокатилось по сельской улице, а вслед ему понеслось гулкое:
— Ну шо, кумэ, спозаранком тоби! Жив пока, паскуда? Позавтракав вже? Що, ни — та я тэж ни!
Над двумя траншеями полного профиля, с блиндажами, маскировочными сетями, по всем правилам оборудованными и замаскированными огневыми точками и снайперскими лежками, поднимался несмелый парок. Две-три сотни метров между ними тоже были изрыты контрэскарпами и одиночными стрелковыми ячейками.
В ответ из противоположной траншеи с разных точек вылетели два ВОГа из подствольника, а после резких бабахов раздался каркающий смех, как будто с разных сторон:
— Да хрен тебе по всей морде сниданка раньше меня дождаться, кумэ! З добрым утречком, побратыме!
Поле находилось ниже села, в распадке. А прямо над полем, на горбу, в лягушке БМД с черно-сине-красным флагом
