Такси за линию фронта - Станислав Кочетков
Сам.
Добровольцем.
Ну, это он так хотел, «добровольцем». А оказался в рядах мобилизованных в СВО. И там на его гражданскую специальность — хирург — вообще никто не смотрел. Калашмат на плечо, саперную лопатку в руки — и вперед, на передовую, закапываться в землю и отражать, невзирая на снег и мороз.
И только ближе к весне, когда и Галине Филипповне полегчало, медицинское начальство части обратило внимание на правильную первичную обработку и вообще малое количество осложнений у раненых из подразделения, в котором и санинструктора-то нету. Собрали комиссию, приехали разбираться. И остались всей комиссией «в коричневом, но не в шоколаде», когда рядовой устроил экспресс-экзамен проверяющим и выдал на-гора целый букет абсолютно правильных в полевых условиях методик и рецептов, до того им незнакомых.
Тут же вспомнили о военной кафедре в мединституте. И рядовой стрелок на Восьмое марта оказался уже старлеем и начальником сортировочно-эвакуационного пункта. Одного из многих сортэвакопунктов медбата, но полевого, без помещения и без подчиненных.
Понемногу обрастал и знакомыми, санинструкторами обслуживаемых подразделений, и подчиненными — подаренная волонтерами «Газель» и Володя, водитель-медбрат, приписанный к сортэвакопункту, — и имуществом… Появились матрасы и койки для раненых, палатки, даже одну под перевязочно-операционную выделил, и сам же в ней раны и чистил, к дальнейшей эвакуации готовил.
Вот именно в этой палатке все и произошло. По случаю яркого дня и очередного пропадания электричества чистил Филипп Николаевич бойца от осколков ВОГа при распахнутом входном пологе: ночами ведь еще холодно, вот и поймал боец ВОГ с беспилота сзади снизу еще в зимнем, в ватном. Осколки мелкие, почти на излете, да за ватин затормозились, засели неглубоко, если сразу вычистить, то из медсанбата, может, и повезет сразу в часть вернуться. Потому, пока Володя из прежней ездки не вернулся, Филипп Николаевич не мешкал, а очень и очень спешил.
Ну и на залетевший прямо в перевязочную укровский беспилот внимания обратил не больше, чем на муху или жука. Просто отмахнулся от жужжащей помехи. Хорошо, что отмахнулся левой: на подвесе у гадости висел такой же ВОГ, и Филипп Николаевич по нему рукой.
Осколки попали в шею, скулу, бровь и ладонь. Больше всего в ладонь, а руки для хирурга… Потому, закончив с бойцом, взялся Филипп Николаевич за себя, за руку. Вот, собственно, на свою левую руку его и хватило: без обезболивающих вычистил, перебинтовал, взялся за осколок в скуле, под глазом — и потерял сознание. И вернувшийся Володя доставил в медсанбат уже двоих: спящего от наркоза бойца и врача в бессознательном состоянии.
В телефоне Филиппа Николаевича номера родителей были, но звонить маме, зная, что она ранена, Володя не решился. Позвонил отцу. Николай Фомич как раз Галину Филипповну в больницу на процедуры отвез и в аптеку за лекарствами ехал… Галина Филипповна уверенно шла на поправку, уже даже ходила с костылями, хоть и недолго. А вернувшись к себе на Рощу, увидел отъезжающий от того, что было их домом, пожарный расчет: стены выстояли, но ни крыши, ни окон. Прямо в центр дома попал укропско-американский снаряд. И гараж с любимой «реношкой-сарафанчиком» от еще одного из «трех топоров» тоже того, до фундамента.
Дело было как раз перед майскими праздниками. Походил Фомич по пожарищу, собрал уцелевшие вещи, не пострадавшие резервные консервы, энзэ концентратов, сахар там, крупы, нашел спрятанные в подвале разные документы, сложил это все в подаренный таксопарком бусик и поехал за Галиной Филипповной. А вместе с ней — сразу к морю. Мол, впереди — длинные выходные, Первое, потом Девятое, и Республиканский праздник, Одиннадцатое. Только в госпитале уже сказал матери, куда едут, рассказал о судьбе сына.
Казалось бы, что́ здесь до Мариуполя ехать? До войны и подальше мотались одним днем — в море искупаться, шашлык приготовить-съесть, а теперь… Местами еще стреляют, объезды через хамыри с бебенями, местами мосты разрушены, через город то нет проезда, то, наоборот, по объездной не проехать, петляй через город. А в городе — мирняк, только-только из подвалов выползший. Голодные, грязные, оборванные: ни еды, ни воды, ни лекарств, ни одежды, ни-че-го. Сама Галина Филипповна большую часть продуктов, собранных в дорогу Николаем Фомичом, местным и раздала. И топлива на заправках нет.
Но доехали: местные жители помогали, подсказывали, почти что за руку довели. Они к главврачу, прямо с Галиной Филипповной в инвалидном кресле. Главврач — лечащего. Лечащий врач так популярно и подробно и доложил: мол, пятый день у нас, осколки отовсюду, кроме шеи, удалили, раны закрылись, воспалительный процесс купировался, только в сознание не приходит. Посмотреть, конечно, можно, только пациент их не увидит, вообще на происходящее не реагирует.
Ну, медленно, тихо и аккуратно вкатывает Фомич кресло с Галиной Филипповной в послеоперационную, а там шесть человек в приблизительно одинаковой бессознанке. Осторожно подкатывает к кровати Филиппа Николаевича, а тот вдруг и говорит, глаз не открывая:
— Батя, а помнишь? Мне тогда лет пять или шесть было, когда на Должанской косе ты камбалы наловил и жарил ее?
— Помню, сына!
— Шесть лет тебе было, — а сама Галина Филипповна чуть не плачет, и никакого внимания на тот шухер с сабантуем, который среди медицинской братии завертелся.
— Да, мам, у бати тогда не сразу получалось… Сразу камбала разваливалась, а ты меня на руках держала и шептала: «Больше муки и меньше масла! Рыба сама жирная, ей в муке удержаться нужно». Помнишь?
— Конечно, сынок, помню! Костлявая же была рыба!
— Не бойся, мама, я выздоровею. Ерунда у меня, заживет все через месяц. А как встану, так и займусь твоими косточками. Ты еще на конкурсе красоты женских ног призы брать будешь! Помнишь, я тогда спросил, почему ты папе не подскажешь, как надо, а ты ответила: «Он же сам взялся, вот и должен сам справиться». Помнишь?
— Кхе, это ты меня тогда так учила? — привычно взъелся, встопорщив гонор, Фомич.
Но тут же отыграл обратно:
— Но ведь справился же?
— Ну конечно, справился, ты же мой батя, ты же лучший! А учила мама тогда не тебя, а меня. Мол, если взялся, то делай как папа, через не получается, через не могу, до тех пор, пока не получится! Ты тогда пять калканов поймал, а дед Филипп с дедом Максимом тебе по одному в ведро подкидывали, пока ты на седьмом не подобрал муку с маслом правильно. Все видели, один ты не замечал! Дед Максим тогда долго под нос бурчал: «Справный казак».
— Да какой
