Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн
Что же скажет Бурантаг?
Медленно высовывая из-под одеяла голову, она протянула доктору свои худые ручонки. Неужели она снова начнет царапаться?
Пытливо глядя на Бурантаг, русская девушка также протянула ей руку, и Бурантаг жадно за нее ухватилась.
— Ладно, — прошептала она, пожимая своими слабыми ручками руку девушки.
Вздохнула и тихонько заплакала.
Нам показалось — девушка-доктор побледнела. Губы ее дрогнули. Медленно склонившись к Бурантаг, она обняла ее и поцеловала. А мы раньше думали, что доктор обрадуется операции! Я вспоминаю сегодня ее волнение — ей было не до улыбок и хороших слез: маленькими, хрупкими ручонками Бурантаг доверила ей свою жизнь. Может, доктора испугала большая и чистая вера ребенка? Вдруг не удастся ей спасти больную, вдруг уронит она и разобьет доверившуюся ей жизнь?
Учитель Далханямбу помог русской девушке вынести из юрты печальную Бурантаг, которая окинула нас грустным взглядом и закрыла глаза. Нам вспомнился в ту минуту человек, про которого рассказывал лекарь Лубсан. Тот человек ужасно кричал от боли. Невольно зажмурившись, я зарылся под одеяло. Молчание в юрте было долгим и тягостным. Никто не знал, куда унесли Бурантаг и что ее ждет впереди. Правда, кто-то сказал: такой доктор, как эта русская девушка, сделает операцию хорошо. Однако другой заметил: а вдруг с Бурантаг случится то же самое, что произошло с человеком из рассказа Лубсана? Тогда Бурантаг никогда не вернется, как не вернулся тот человек.
Волнение наше росло.
Вскоре принесли обед. Повар рассказал нам, что на рассвете очистили юрту учителя. Бурантаг сейчас лежит там, и туда прошла девушка-доктор с помощником. У входа стоит Далханямбу, в юрту никого не пускают, и потому повар ничего больше не знает о Бурантаг.
Обед был, по обыкновению, очень хорош, но тревога и волнение лишили нас аппетита. Время тянулось медленно, солнечный луч едва продвигался по юрте. Мы прислушивались: не идет ли кто? Наконец раздался голос:
— Наверно, Бурантаг очень плохо. Они так волнуются, так бегают… Туда-сюда, туда-сюда…
Мы снова вспомнили рассказ Лубсана.
Медленно и тоскливо полз по юрте солнечный луч.
И опять голос снаружи. Это шептал Эрдэнэ.
— Я нашел в юрте учителя щелочку. Бурантаг лежит на спине и не двигается. Помощник переливает из руки девушки-доктора в стеклянную трубочку кровь и затем вливает ее Бурантаг. А она все не двигается…
Мы услышали чьи-то шаги. Потом прозвучал резкий окрик Далханямбу:
— Ну-ка, по домам! Живей! Сюда не ходить!
И девушка-доктор с помощником внесли на носилках Бурантаг. Они осторожно уложили ее на кровать. Следом за ними в юрту вошел и учитель Далханямбу. Знаком требуя от нас молчания, русская девушка опустилась на стул подле кровати Бурантаг. У больной были закрыты глаза, губы не шевелились. Все же она не исчезла, как Балдан. Она была тут, с нами, значит, не умерла! Девушка время от времени проверяла ее пульс, кивала помощнику. Послушный помощник давал больной таблетку, либо делал ей иголкой укол и вливал из стеклянной трубки какую-то желтую жидкость.
В юрте тишина. Каждому из нас хотелось спросить о здоровье Бурантаг, но слова замирали на языке. Солнечный луч поднялся до самого тоно.
Видно, Бурантаг становилось все хуже. Дыхание ее сделалось затрудненным, частым, выражение глаз застывшим. Учитель беспокойно смотрел то на нее, то на доктора.
Проверив еще раз пульс, девушка что-то сказала вполголоса помощнику. Тот стрелой вылетел из юрты. Засучив рукава, Далханямбу глазами показал на свои руки доктору. Она отрицательно покачала головой, и учитель разочарованно вздохнул. Помощник принес какие-то стеклянные предметы. Девушка обнажила правую руку, и помощник, набрав в трубку ее крови, перелил эту кровь Бурантаг. Девушка-доктор снова проверила у больной пульс и кивнула помощнику. Ее кивок означал: надо повторить процедуру. Заглядывая в лицо Бурантаг, девушка словно искала ее пульс. Затем достала стетоскоп, выслушала больную и снова кивнула. На этот раз помощник взял кровь из ее левой руки.
Так повторилось несколько раз. Потом Бурантаг сделали вливание какой-то желтоватой жидкости.
Русская девушка встала. Не сводя по-прежнему взгляда с больной, она не выпускала из своей руки безжизненную ручонку Бурантаг.
Солнечный луч нерешительно выбрался через окно наружу. Хлынули сумерки, заполнившие западную часть юрты. Небо в тоно потемнело. Все еще скользили в вышине редкие облака. Всего этого не видела Бурантаг, лежавшая с закрытыми глазами. Бесконечно тянулось время. Девушка и учитель стояли не шевелясь. Вдруг лицо больной дрогнуло. Глубоко вздохнув, она открыла глаза и тихо проговорила:
— Доктор!
Девушка-доктор выпрямилась. Лицо ее осветилось радостью, но внезапно глаза ее сомкнулись, и девушка, не выпуская из своей руки ручонку Бурантаг, упала на пол.
Все в юрте вскочили. Лишь одна Бурантаг не шевелилась. Быстро подхватив русскую девушку, учитель уложил ее на кровать Балдана.
— Что с ней? — спросил он дрожащим голосом помощника.
— Обморок, — ответил тот. — Она отдала слишком много крови. Это пройдет.
— Но я же предлагал свою!.. — с негодованием произнес учитель.
— Ваша кровь не исследована. Нельзя было рисковать. А у нее первая группа — она подходит любому.
— Чего же вы стоите? — крикнул, схватив помощника за плечо, учитель. — Надо что-нибудь делать.
— Подождем, — ответил тот.
Не выдержав, я заплакал. Выступили слезы и на глазах у Бурантаг. Они поползли по ее щекам. В юрте стало совсем темно. Зажгли плошки. Огонь то вспыхивал, выхватывая из темноты дальние углы юрты, то угасал, играя тенями на лицах товарищей. Неровно билось мое полное ожидания сердце. Его стук походил на миганье плошки. Издалека доносился нудный лай монастырских собак. Я представлял себе, как они бродят вокруг монастыря и как горят во мраке их голодные глаза.
Мы продолжали неотрывно глядеть на доктора.
Время словно остановилось, а сердцу стало тесно в груди. Лицо девушки было бледно, глаза закрыты. Но вот шевельнулись ресницы, раскрылись голубые глаза, сперва посмотревшие вверх, на тоно, потом с тревогой на Бурантаг. Затем девушка снова закрыла глаза и с облегчением вздохнула.
— Сестренка, доктор, сестреночка! — залепетала Бурантаг, заливая слезами подушку.
Через несколько дней Бурантаг начала поправляться. Мы же чувствовали себя совсем хорошо. В школе за это время произошло много событий. Из хошуна приехали обследовать школу два инспектора. Говорили, что нам скоро выдадут новую одежду.
Совсем не видно было Ням-гуна. От товарищей мы все же знали, что он здесь, в школе. Его равнодушие к нам удивляло и даже обижало нас.
Русская девушка тоже выздоровела. Навещая нас, она садилась обычно на кровать Бурантаг, по-прежнему рассказывала разные истории и разучивала с нами песни. Мы узнали, что она
