Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн

— Не бо-лит… — медленно проговорила по-монгольски девушка и улыбнулась.

Она ласково погладила исхудалое лицо Бурантаг, и та заплакала.

Продолжая гладить ее, девушка-доктор что-то ей говорила. Не понимая смысла слов, мы все же почувствовали их теплоту. Откинув одеяло, девушка заметила опухоль на животе у Бурантаг и стала ее ощупывать. Больная вела себя спокойно. Глаза доктора стали серьезными. Поднявшись и заботливо укрыв Бурантаг одеялом, девушка ушла.

В юрте наступила тишина. Снаружи что-то зашуршало, послышались осторожные шаги. Подошел кто-то из учеников. Мы не могли разобрать по голосу, кто это был.

— Ну, как вы себя чувствуете? — услышали мы шепот. — Вас не позволяют навещать. Докторша сказала, она не будет нас резать. Вам она тоже обещала? А нам дали сегодня такой обед! Вам тоже дадут. Тссс… учитель!..

Шаги быстро удалились.

Вскоре принесли обед. Он оказался и в самом деле прекрасным. Огромные, посыпанные сахаром сдобы, каша с маслом и еще какие-то чудесные блюда. Повар сказал нам: обед приготовлен доктором. Она поселилась в той юрте, где до сих пор варили для нас пищу.

Бата и Бурантаг были довольнее всех. Бата восхищался:

— Это лучше свежего мяса в середине лета!{28}

— Вкуснее весеннего тарага, — поддержала его, облизывая ложку, Бурантаг.

— Смотря на какой желудок. Скажем, я пасу весной овец и пришел домой голодный…

— Все равно этот обед лучше, — настаивала Бурантаг.

— Ну, а городское печенье?

— Обед лучше всего!

Мы ненадолго уснули, а проснувшись, опять заговорили о великолепном обеде. Наш разговор прервал помощник доктора, принесший нам лекарства. За ним снова вошла в юрту девушка-доктор с Далханямбу. В руках у нее была стеклянная трубочка с иголкой. Девушка подошла ко мне. В трубочке переливалась какая-то жидкость. Помощник перевел мне слова доктора:

— Доктор говорит, надо сделать укол, тогда скорей выздоровеешь.

«Ага, дело пахнет операцией», — решил я и замотал головой: не хочу, мол.

— Ничего страшного, — успокоил меня учитель.

Я согласился. А боли-то никакой и не было! Не потому ли, что я уж очень ее страшился?

Далханямбу предложил мне рассказать об этом другим больным. Затем сделали уколы еще четверым.

Оставшись одни и поболтав об уколах, мы стали играть в загадки. Заводилой был Бата. Он здорово умел их загадывать — громко, нараспев.

Постепенно мы начали поправляться. Для нас установили специальную диету. Еду нам готовила сама девушка-доктор, а повар, разнося тарелки, говорил, что он учится у нее. О, пусть приезжает какой угодно гость — он сумеет теперь его угостить.

Каждый день перед заходом солнца девушка-доктор навещала нас. С ней приходили ее помощник и наш учитель Далханямбу. Она рассказывала нам интересные истории, разучивала с нами русские песни. Иные я помню до сих пор: «Винтовочка, бей, бей», «Мы кузнецы, и дух наш молод…» или «Вставайте, дети обновленья». И еще «Смело, товарищи, в ногу» и «Кирпичики». Всякий раз, когда я теперь слышу эти песни, мне вспоминается русская девушка и те далекие годы. Хороших певцов слышал я в своей жизни немало, но ее голос был особенный.

Однажды, когда учителя и врача поблизости не было, к нам заглянул Ням-гун.

— Поздравляю вас, дети, с выздоровлением, — сказал Ням-гун. — Еще никому не делали операцию? Приходится за вас волноваться.

Вздохнув, он ушел.

Нам было разрешено переговариваться со здоровыми школьниками через стенки — посещать больничную юрту им запретили. Мы узнавали от них, какой у них был обед, когда пришел караван верблюдов с одеждой для школьников, и многое другое.

Здоровье наше с каждым днем улучшалось, и только Бурантаг было плохо по-прежнему.

В один из вечеров девушка-доктор долго расспрашивала Бурантаг о ее доме и родителях, о школе. А нам она рассказала о великом русском писателе Максиме Горьком — какое тяжелое было у него детство, как он скитался бедняком по России и как в упорной борьбе с невзгодами жизни он сделался человеком, которого любят миллионы.

Мы слыхали о Горьком и раньше, но истории, рассказанные доктором, мы узнали впервые и поэтому слушали их с такой жадностью, с какой сухая, вся в трещинах, земля Гоби впитывает каждую каплю дождя. Мне особенно запомнилась девушка-доктор в этот вечер, и я уже никогда не забывал ее большие ласковые глаза, пышные светлые волосы. Лицо ее светилось радостью. У нее был широкий и выпуклый лоб, прямой нос. Я запомнил ее высокой и стройной, с белыми нежными руками.

Вскоре после ее приезда я перестал бредить, боли уменьшились, я уже мог сидеть и даже двигаться. Все это сделала она. В глубине своей детской души я решил, что русская девушка обладает чудодейственной, божественной силой.

В тот вечер она ушла от нас поздно. Мы долго потом говорили о Горьком, вспоминали нашего Балдана, который не дождался доктора. Балдан никогда ее не увидит, не услышит рассказанных ею историй, не попробует ее обедов. Бурантаг заплакала, когда мы вспомнили о Балдане. Она никак не поправлялась. Мы долго ее успокаивали.

Лучше всех чувствовал себя Бата. Он бегал по юрте, дурачился, позже всех засыпал, раньше всех просыпался. Язык его также начинал свою работу раньше, чем у других, и кончал позже всех. Русская девушка с ним очень подружилась. Начиная обычно осмотр с него, она всегда здоровалась с ним за руку.

— Когда я вырасту, то обязательно стану таким же доктором, как она, — говорил Бата, — буду спасать людей, рассказывать интересные истории.

Да и каждый из нас мечтал стать таким, как она, как Максим Горький…

…Настало утро следующего дня. Девушка-доктор вошла к нам до того озабоченная, что не поздоровалась даже со своим другом Батой. Она прошла прямо к кровати Бурантаг и долго ее осматривала, опять разговаривала с девочкой о ее братьях и сестрах, потом задумчиво замолчала. Замолчали и мы, надеясь услышать новую историю. Через тоно в юрту проник солнечный луч, и было видно голубое весеннее небо с легкими облаками. Стояла удивительная тишина, которую никто из нас не решался нарушить.

Первой заговорила девушка-доктор, сказав что-то помощнику-монголу.

Помощник перевел слова доктора Бурантаг:

— Доктор говорит, тебя надо обязательно оперировать. Иначе ты не выздоровеешь. Она хочет сегодня сделать операцию. Хорошо?

Вот как! Мы тревожно насторожились, услышав это страшное слово «операция», Бурантаг побледнела. Натянув на себя одеяло, она укрылась с головой.

Слово было сказано. Как же теперь поступит Бурантаг? В юрте — волнующая тишина. Девушка-доктор пристально смотрит на то место, где была под одеялом головка Бурантаг.

Что же теперь будет?

Если