Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн
Однажды я услышал сквозь сон чьи-то голоса. Я открыл глаза. Было утро. Возле койки Балдана стояли директор с лекарем. Они о чем-то шептались. Балдан лежал вытянувшись. Он не двигался, и зубы его блестели так, словно он улыбался. Я заметил, как лекарь прикрыл его лицо одеялом. Затем он и директор торопливо вышли. Вскоре пришли повар и истопник. Они завернули Балдана в одеяло и вынесли его из нашей юрты. Все это казалось непонятным. Я растерянно оглядывал пустую койку товарища и вдруг заметил, что Доржи, сосед Балдана, тихо всхлипывает.
— Ты чего? — удивился я. — Соскучился по дому?
Доржи глянул на меня заплаканными глазами:
— Не знаешь разве? Наш Балдан… он умер. Ты же видел, как его уносили.
— Глупости болтаешь! — вмешался Бата. — Балдан вовсе не умер. Когда человек умирает, в юрте закрывают тоно. Я это хорошо помню. Дома я жил в дедушкиной юрте и, проснувшись однажды утром, заметил: тоно закрыто. Я спросил — почему? А мне ответили, что умер дедушка. Здесь же тоно открыто.
— Умирают старики, — поддержал его Сурэн. — Молодые не умирают. Я никогда не слышал, чтобы умирали дети.
— Неправда, дети тоже умирают, — возразил Чулун. — У меня был младший брат, и он умер. Но Балдан не умер — директор нам бы сказал.
— Это враки, что Балдан умер! — закричала Бурантаг. — Он совсем не умер, нехорошо так о нем говорить! Я расскажу учителю и Балдану тоже расскажу!
Достав из-под подушки черствую лепешку, она принялась ее грызть.
— Это вы глупые, — проговорил плача Доржи. — Разве я не видал мертвых? Мой Балдан! — зарыдал он.
— Кто умер, обратно не возвращается, — пояснил Бата. — Дедушка домой не вернулся. А вот Балдан скоро вернется.
Помолчав, он обратился кукующей Бурантаг:
— Дай кусочек.
Та ответила, продолжая жевать:
— И вечно ты попрошайничаешь! Ничего я тебе не дам!
И протянула ему кусок лепешки.
Мы долго спорили, но так и не решили, умер Балдан или жив. Некоторые из нас были уверены, что он умер, остальные не знали, что думать. Сам я тоже ничего толком сказать не мог. Я же не видел, как он умирал!
К чему надо было завертывать его в одеяло? И что из того, что Балдана унесли? Правда, он совсем не шевелился. Неужели он и в самом деле умер?
Доржи не переставал плакать.
— Ну, что ты? — жалобно успокаивала его Бурантаг. — Не умер Балдан! Зачем так думать? — и сама всхлипнула.
— Вдруг и мы умрем? — спросил неожиданно Чулун.
— Я не хочу! — крикнул, заплакав, Бата.
Теперь уж никто не мог себя сдержать. Долго раздавался в юрте плач школьников.
— Мама говорила мне — плакать грех, — лепетала сквозь слезы Бурантаг. — Она такая хорошая, моя мама… Она приезжала ко мне зимой, а теперь, я знаю, она сварила для меня дома молозиво с сахаром. Мама ждет — я скоро приеду. Ну, не надо плакать! Ребята, кто любит молозиво с сахаром? Я очень люблю. А папа делал мне игрушечные барабаны…
Плач постепенно прекратился. Больные ребята стали толковать о барабанах и пистолетах.
Товарищи, навещавшие нас, тоже ничего не знали о Балдане.
Прошло два дня, а он все не возвращался.
Вдруг в юрту вошел отец Балдана. Постояв некоторое время у опустевшей койки, он сел на нее и долго сидел и молчал. Мы помнили его по прошлой зиме, когда он часами беседовал с Балданом о родном кочевье. Он тогда достал из-за пазухи смятое письмо.
«Это от дяди, — сказал отец Балдану. — Все к писарю собирался, чтобы прочитал мне, да уж больно далеко живет. Ты не сумеешь?»
Балдан развернул письмо.
«Дорогой брат Ендон, — громко и торжественно прочитал он, — из-за гор высоких, из-за степей широких, из-за рек глубоких пишет тебе золотыми буквами на бумажном листе твой покорный брат…».
Отец сперва поглядывал на сына недоверчиво, но постепенно глаза его стали раскрываться все шире, и наконец он засмеялся:
«Чудеса! Мой сынок, сын глупого Ендона, который батрачил у Доная и думал, что весь мир лежит между двумя перевалами, мой сынок читает! И еще как!»
Обняв Балдана, он поцеловал его в лоб. Потом стал оглядывать его со всех сторон, будто видел впервые.
«Земляки теперь скажут: «У Ендона образованный сын!» — Он взглянул на нас: — Вы тоже умеете читать?»
Мы ответили:
«Умеем!»
Ендон еще больше развеселился.
«Сколько же стало грамотных! Не придется теперь гонять коней за несколько уртонов, чтобы кто-нибудь прочитал письмо».
Он по очереди нас расцеловал. Запомнились его колючие усы. Мы рассказали ему о своих уроках, показали книги. Он с трудом верил и все удивлялся.
«Нет более могучего оружия, чем мудрость, — сказал он сыну на прощанье. — Вещи копить — занятие нехитрое. Знания копить — в этом сила и богатство».
Теперь Ендон сидел на опустевшей койке, и глаза его словно потухли, а по обожженному солнцем лицу катились слезы. Одни падали на дэл, другие исчезали в усах.
— Зачем ты ушел от меня, сын мой? Не ожидал я этого. И что скажу я твоей матери? Зачем ты ушел, зачем умер?
Значит, Балдан умер!
— Балдан! — закричала Бурантаг.
Соскочив с кровати, она бросилась к двери. Истопник поймал ее и уложил осторожно в постель.
Наш Балдан умер! Тот самый Балдан, который загадывал нам загадки, играл, смеялся… Мы не услышим его, не увидим…
— Я не умру, — торопливо заговорил Чулун. — Я вырасту большой, буду знать много, очень много, как Далханямбу, и помогать матери.
— Мне страшно! — крикнул Бата. — Подбежав к койке Доржи, он юркнул под его одеяло.
Мы все же не представляли себе, что можем умереть. Понемногу мы перестали говорить о Балдане.
Здоровье больных школьников становилось все хуже. Тяжелее всех проходила болезнь у Бурантаг. Ее лицо побледнело, глаза запали, волосы были растрепаны, а живот сильно вздут.
Больно было смотреть на Бурантаг.
Однажды утром меня разбудил крик Чулуна:
— Пустите! — орал он. — Я не дам себя резать.
Я сперва подумал, что он бредит, но затем услышал чужие голоса. Три человека стояли возле кровати Чулуна.
Одного я узнал сразу — Далханямбу! Лица остальных были мне незнакомы. То были мужчина-монгол и русская девушка, оба в белых халатах.
Мы вскочили с кроватей. Кто не имел для этого сил, повернул голову, и только Бурантаг лежала недвижно. Казалось, она ничего не слышала.
Оглядывая нас и улыбаясь, русская девушка что-то сказала, но мы ее не поняли.
— Доктор спрашивает, как вы себя чувствуете, — обратился к нам монгол в белом халате.
Мы молчали. Девушка подошла ко мне
