Повести монгольских писателей. Том первый - Цэндийн Дамдинсурэн

— А сколько же монголов захвачено? — нетерпеливо спросил господин X.

— Ни одного человека, — ответил связист. — Не удалось захватить ни одного монгола. Сам подполковник Хау Ен тяжело ранен в живот. Он просил доложить вам…

— Что? Что такое?

— Он просил доложить следующее: «Ваш приказ, по которому нас послали нарушить монгольскую границу, был равносилен смерти. Это я понимал с самого начала. Вы совершили великую глупость. Ступайте и доложите об этом своему слабоумному хозяину в Вашингтоне. В этой жизни я с вами уже не встречусь. Это ясно. Поэтому я так и пишу».

Господин X вскочил, как бешеный зверь, и, накинувшись на связиста, разбил ему лицо в кровь. Потом дважды ударил Цзо Пусана толстым альбомом по лысой голове.

— Подлые скоты! Собаки! Ничтожества! — закричал господин X и в припадке повалился на пол.

* * *

Остатки разгромленной группы Хау Ена продолжали отступать.

На боку у Хау Ена болтался ремень от сабли. Сама же сабля исчезла неизвестно куда. Хау Ен был тяжело ранен и, почти теряя сознание, полулежал в кабине грузовика.

Американский господин пообещал ему: «Если захватите в плен монгольского офицера, получите кусок золота величиной с голову. Если захватите рядового, получите кусок серебра такой же величины». Но Хау Ену достался только кусок свинца в живот.

«Говорят, что раненый зверь умирает на рассвете, когда на небе гаснут звезды. Когда же умру я?» — думал Хау Ен.

Машины, которые предназначались для доставки в город захваченных в плен монгольских пограничников, теперь были заполнены трупами убитых гоминьдановцев и ранеными. Их спешно отправляли в тыл.

Вокруг высились величавые снежные горы Алтая. Снег искрился в лучах июльского солнца. Казалось, что Алтай с усмешкой смотрит на паническое бегство хищников, протянувших лапу к тому, чего им не дано было схватить.

* * *

После боя, происшедшего 8 июля 1948 года в районе реки Будун-Харгайту, прошли долгие месяцы.

В роте капитана Майдрака жизнь, как и прежде, текла по строго установленному порядку.

Но сегодня на заставе царило особое оживление — приехали гости: артисты Центрального государственного улан-баторского театра, кинорежиссеры, операторы и корреспонденты. Сегодня здесь должна была начаться съемка фильма о девяти погибших героях. Гости привезли с собой ящики с аппаратурой и суетились, устанавливая все по местам.

Небольшой ротный клуб был полон народа.

Актеры, которые должны были сниматься в главных ролях, разыгрывали перед пограничниками целые сцены, желая получить от них советы и указания, и зрители бурно аплодировали им.

Вечером, выйдя из клуба, бойцы направились было в казармы, но капитан Майдрак подал команду строиться. Эта команда напомнила всем о той ночи, когда на заставу приехал подполковник Зонроб.

Рота построилась. Майдрак скомандовал:

— Смирно!

Ему подали журнал личного состава, и он дрогнувшим голосом начал перекличку:

— Герой Монгольской Народной Республики пограничник Тэгшэ!

Молодой пограничник, стоявший в первом ряду со знаменем в руках, громко ответил:

— Герой Монгольской Народной Республики пограничник Тэгшэ погиб, защищая мирные границы нашей родины.

Волнуясь еще больше, Майдрак продолжал:

— Герой Монгольской Народной Республики пограничник Давадоржи!

Молодой пограничник так же громко ответил:

— Герой Монгольской Народной Республики пограничник Давадоржи погиб, защищая мирные границы нашей родины!

Майдраку казалось, что ожил Тэгшэ, невысокий и широкоплечий, и что это он стоит в первом ряду, держа свой легкий пулемет. А налево от Тэгшэ, с винтовкой на плече, стоит рослый Давадоржи, скромный, скупой на слова. И глядя на молодого пограничника со знаменем, вслушиваясь в его голос, капитан Майдрак видел в нем Тэгшэ.

А в этот вечерний час на той безымянной высоте, где героически сражались Тэгшэ, Давадоржи и Гиван, пятеро бойцов стояли на посту, охраняя священные границы своей родины.

Солнце скрылось за горы. В вечернем небе зажглись мириады звезд. По-прежнему спокойно текла речка Будун-Харгайту, название которой гоминьдановец Цзо Пусан и американец X не могли выговорить и произносили Будун-Халгайту.

По-прежнему были тихи ее берега и по-прежнему на них стоял дозор.

Дозор на этом месте будет стоять до тех пор, пока не займется заря мира над всей землей, пока над миром не взойдет светлое солнце коммунизма.

Перевод В. Гарина, Е. Демидова и Н. Волжиной.

ЧАДРААВАЛЫН ЛОДОЙДАМБА

Чадраавалын Лодойдамба (1917—1970) — видный прозаик, драматург, литературовед, общественный и государственный деятель. Родился в Тумэн сомоне Гоби-Алтайского аймака в семье сказителя. Был послушником у ламы, сбежал из монастыря. Получив неполное среднее образование, поступил на рабфак в Улан-Удэ. В 1954 году окончил Монгольский государственный университет, после чего учился в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС. В 1959 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Основные идеи и образы современной монгольской драматургии». Занимал пост Первого заместителя министра культуры МНР.

В 1945 году в печати появился рассказ Ч. Лодойдамбы «Волк в шапке» (русский перевод 1955), посвященный монголо-советской дружбе. Эта публикация положила начало двадцатипятилетней творческой деятельности писателя. Далее последовали рассказы «Солонго» (русский перевод 1974), «Несгибаемый», «Завет» (русский перевод 1974), «Чулун» (русский перевод 1969).

Ч. Лодойдамбе принадлежат первый в истории современной монгольской литературы роман «На Алтае» (1949, 1951, русский перевод 1955), роман «Прозрачный Тамир» (часть первая — 1962, часть вторая — 1967, четыре издания на русском языке), повесть «Наши школьники» (1952, русский перевод 1955, под названием «Ты живешь для народа»), пьесы «Эрдэнийн Дорж» (1950, совместно с Ц. Зандраа), «Одноклассники» (1955, совместно с Д. Намдагом), комедия «Можно верить» (1962), а также статьи по литературе и искусству. Роман «На Алтае» и повесть «Наши школьники» удостоены Государственной премии МНР за 1954 год.

ТЫ ЖИВЕШЬ ДЛЯ НАРОДА

Наконец наступило 10 июня 1950 года. Это был обыкновенный солнечный день.

С утра по небу плыли мягкие белые облака. Казалось, в вышине разбросаны комья пушистого хлопка. Но понемногу тучки все до одной растаяли, скрылись за горизонтом. Небо очистилось. Чистое и словно умытое, оно отливало ласковой бархатной синевой.

Обыкновенный этот день был вместе с тем самым радостным и торжественным в моей жизни: мы собирались с Дулмой отпраздновать нашу свадьбу.

Мы дружили с ней с детства и вот уже пять лет, как полюбили друг друга.

Все эти годы я учился в Советском Союзе и вернулся теперь, чтобы преподавать в одной из школ. Пока меня тут не было, Дулма окончила университет. Она работала два года в худоне и сейчас тоже возвратилась в город. Позавчера мы расписались в загсе. Тогда же мы назначили день, когда отпразднуем свадьбу. Праздновать решили в моей комнате.

Нас регистрировал мой старый друг Идэр. Покончив с формальностями, он встал и, пожимая нам руки, пошутил:

— Я уж думал —