Венгерский рассказ - Клара Бихари
— Вроде здесь, — сказал он, не дожидаясь, пока его спросят, как бы бросая в пустоту эти два слова.
— Позвольте-ка, коллега, — Радович переглянулся с Шомошем и подошел к стоявшему в дверях мужчине. — Покажите свою путевку. Да, все ясно, вы будете у нас третьим. Что ж, приветствую! — Он показал в угол. — Там ваша постель. А где пожитки?
— Вот.
— Только и всего? Ну, знаете, коллега, я тоже не собираюсь показ мод устраивать, но этот дом отдыха особого типа. Здешние обычаи мне известны, второй раз приезжаю. К ужину тут надо быть прилично одетым. В наше время трудящийся не какой-нибудь там проходимец. — Это было адресовано скорее уже Шомошу, в качестве принципиального положения.
Вновь пришедший будто и не слыхал, прошел к указанному ему месту — стоящей в углу тахте — и остановился возле нее, застыв в каком-то напряжении.
— Что-нибудь случилось? — неожиданно резко спросил Радович.
— Ничего не случилось, но, если можно, мне не хотелось бы спать в углу. Из-за астмы. Тут мало воздуха.
— Придется этим довольствоваться. Так уж разместились. Приехали бы раньше, приятель, сами бы выбрали. — Это уже произносилось округленным для улыбки ртом. — Я и сам плохо сплю. А кто хорошо, когда уже за тридцать? — Его жирный голос стал каким-то утробным. — И вообще принято, чтобы тот, кто приходит последним, представлялся. Здесь вам не рабочее общежитие. Это дом отдыха для избранных. Надо уметь себя вести.
Глазами он поискал взгляда Шомоша.
Новый сосед по комнате медленно поставил портфель, разложил шелестящий плащ. Наступившая тишина была, как разверстая акулья пасть.
Шомош сверкнул двумя золотыми зубами и вмешался в самую критическую минуту, протянув узкую сухую руку — теперь, кроме зубов, блестело еще кольцо с камнем.
— Если желаете, коллега, я охотно с вами поменяюсь. Мне стоит только голову приклонить — и я сразу засыпаю, будто проваливаюсь. Для меня это не проблема.
Вновь прибывший остался на своем месте. Ударил к ужину колокол.
— Простите, коллега, я, быть может, был несдержан. — Радович, словно взяв пример с Шомоша, примирительно протянул руку и подошел к новому соседу. — У вас астма, у меня давление. Чуть что — сразу повышается. — Он потрепал его по плечу, ладонь наткнулась на острую кость. — В наших общих интересах приспособиться друг к другу. Две недели. Четырнадцать дней из трехсот шестидесяти пяти. Я вас прошу, давайте их друг другу не портить. Это и ко мне относится.
В столовой сели за один столик. На ужин подали жареного карпа в сухарях с салатом из паприки. Третий сосед замешкался. Шомош дотронулся до его руки. Он был сама доброжелательность.
— Надеюсь, вы не обидитесь, это рыбный нож. Им пользуются, когда едят рыбу.
И переглянулся с Радовичем: смотри, мол, я внес свою лепту!
Янтарно-желтое лицо третьего было неподвижным. Он оглянулся, словно хотел узнать, есть ли свидетели полученного им наставления, потом взял в руку нож для рыбы.
— Соус тартар, — подвинул ближе к нему фарфоровый кувшинчик с носиком Радович. — Очень вкусно. Им надо полить рыбу.
Голубые глаза его поискали взгляд техника, игра обоим явно нравилась.
Раздали меню обеда на завтра, и снова толстяк проявил инициативу.
— Можно выбирать из трех обедов. В позапрошлом году я был в Дубровниках, целое состояние угрохал, а питание там куда хуже здешнего. У вас нет язвы? А то третий обед диетический, взгляните. Тут обо всем заботятся.
После ужина Радович оккупировал телефонную будку.
— Обещала завтра позвонить, — сказал он Шомошу, подымаясь с ним наверх.
Когда они вошли в комнату, третий сосед уже разделся. Он стоял посреди ковра в черных сатиновых трусах. Тело его было жалким, тощим, кожа грязно-коричневого цвета, казалось, прилипала прямо к костям. Он собрался в ванную, в руке у него была овальная коробочка с зубным порошком «Хейдер».
— Уже в постель? Так рано? — остановил его Радович с наигранным сожалением. — А мы пройдемся немного по городу. Мы не спать сюда приехали. Если хотите, идемте с нами.
Третий отрицательно потряс головой, глаза его оставались неподвижными.
— Вот оно! — Радович едва мог дождаться, пока сосед скроется в ванной комнате. — Сатиновые портки! И зубной порошок «Хейдер»! Я эту породу знаю! Сатиновопорточную! Их много. Они зимой и летом в таких портках ходят. На работу — в них, в постель — в них и на свиданье в них топают. А вот сделать что-то, курсы какие-нибудь окончить… Это не для них, им это не подходит! Все они, приятель, пещерные люди! Откроешь сточный канал, и вылезает оттуда такой вот тип в сатиновых портках. И с ним придется целых две недели жить в одной комнате!
Они вернулись домой после полуночи. Сразу зажгли свет в комнате и в ванной. После темноты электрические лампочки — точно головки сверла. Третий сосед со стоном заворочался в своем углу, прикрыл рукой лицо. Одеяло с него сползло, рядом на полу стояла полная окурков пепельница. Радович был доволен, чуть ли не счастлив.
— Ну, говорил я, что у него нет пижамы? Сатиновые портки! Его и в могилу в них положат. Господи, пресвятая дева, и с этаким в одной комнате!
Неожиданно разбуженный мужчина с трудом приподнимается, но глаза открыть так и не может. Веки его, казалось, прилипли к глазным впадинам.
Радович и Шомош тотчас осадили назад. Хотя они изрядно пьяны, скорость приходится сбросить. Этот человек в углу с тощим телом, круглыми ребрами, просвечивающими сквозь бумажно-желтую кожу, останавливает их. Кажется, будто лопнула труба и в комнату хлынула грязная холодная вода. Ладони падают с лица человека, которому не хочется просыпаться, и прокуренным голосом он хрипит что-то бессмысленное. Сейчас он встанет с кровати и разобьет им физиономии. Подумав об этом, Шомош гасит свет, теперь в комнату проникает лишь серебристый отсвет из ванной. Радович касается руки приятеля.
— Нечего ему поддаваться, — говорит он грубо, с деланным весельем и снова включает электричество. — Сейчас ему уступишь — все две недели подлаживаться да приспосабливаться к его привычкам придется.
Третий сползает обратно в ненавистную впадину, от которой у него все кости ломит.
Лицом он утыкается в оклеенную обоями стену, словно там хочет спрятаться от шума и света.
— Этот человек нервнобольной, ему место не здесь, а в больнице.
Радович стягивает белый пуловер, растрепав редеющие волосы. Он стоит на пышном, машинной работы ковре, расставив короткие ноги; все у него круглое — живот, грудь, полушария зада.
— Сюда люди
