Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

Возле вала я залег и тихо позвал сержантов-госпитальеров:

— Герхард, Иштван.

— Мы здесь, — отозвался чуть левее германец на родном языке и, когда я перебрался через вал, спросил с сожалением и почему-то шепотом: — Не получилось пробраться в город?

— Обижаешь! — шутливо произнес я. — Пошли к комтуру.

Эрмангар д’Асп приказал разбудить его, когда вернусь. Сам напросился. Будили его долго. Точнее, сперва слугу долго не могли растолкать, а потом он несколько минут возился с хозяином, который бормотал сквозь сон что-то невнятное, не желая возвращаться в суровую реальность.

В конце концов он, облаченный в нижнюю белую тунику длиной до колена, из которой выглядывали бледные распухшие ноги, сел на походной кровати и тупо уставился на меня, стоявшего у входа в шатер. Облаченный в черное, я при жиденьком свете масляной лампы, стоявшей на низком складном столе в соседстве с тремя серебряными кубками, выглядел, видать, сюрреалистично. Эрмангар д’Асп даже глаза протер тыльной стороной ладони.

— Ты кто? Что случилось? — сердито спросил комтур.

— Принес ответ от священника Сильвестра, — произнес я в ответ.

— А-а, это ты, — выдал он облегченно. — Не узнал.

— Говорят, если не узнают, богатым станешь, — поделился я.

— Если принес ответ, то так и будет, — согласился Эрмангар д’Асп.

Послание он прочитал вслух, сидя за столом, повернув лист папируса к масляной лампе. Длинные слова произносил медленно и по слогам. Чтение и письмо явно не были его сильными сторонами. Судя по скорбному выражению лица, надеялся прочитать, что гарнизон голодает, в отчаянии, готов к сдаче, а всё наоборот. Добравшись до последнего предложения, улыбнулся.

— Как выглядит мой друг Сильвестр? — поинтересовался комтур.

— Не голодает! — шутливо ответил я, намекнув на полноту священника.

— Ладно, иди отдыхай, — улыбнувшись, разрешил Эрмангар д’Асп. — Утром отдам послание королю, получишь заслуженное вознаграждение.

Принесли его в пещеру, где я отсыпался после ночного путешествия. Слуга комтура выдал мне три кожаных мешочка, перевязанных суровыми нитками, скрепленными печатями из смеси воска и глины. В каждом сотня золотых динаров иерусалимской, довольно небрежной чеканки, которые, если закрыть глаза на огрехи, были полной копией мусульманских монет с надписями на арабице.

— Это всё⁈ — удивился я, не предполагая, что крестоносцы окажутся такими мошенниками.

— Король сказал, что остальное получишь после захвата Панеады, — сообщил посыльный.

— Передай ему, чтобы больше не беспокоил меня, пока не рассчитается полностью, — сказал я, чем сильно удивил не только посыльного, но и сержантов-госпитальеров.

Для них любой король, даже последний мерзавец — это представитель бога на земле.

Не знаю, дошли ли мои слова до адресата, но меня больше не напрягали. Правда, и нужда в этом вскоре пропала. Прибыло посольство от Ибн аль-Мухаддама, регента при новом эмире Дамаска, одиннадцатилетнем сыне Махмуда Нур ад-Дина. Королю Амори Иерусалимскому предлагали богатое отступное и освобождение из плена крестоносцев, если снимет осаду и примет участие в совместном походе против Саладина, назначившего самого себя султаном Египта. Никто так не сближает, как общий враг. В придачу король подхватил какую-то заразу. Судя по симптомам, дизентерию. Его приближенные, которым влом было сидеть в глухомани, тут же нашептали, что это знак свыше, что надо соглашаться, снимать осаду. Тем более, что на полноценный штурм силенок было маловато, а гарнизон сдаваться не собирался. Для больного короля сделали носилки, которые закрепили между четырьмя лошадьми, и повезли в столицу. Вместе с ним отправилась по домам и армия.

Через шесть дней до Акры добралось известие, что Амори Иерусалимский умер. Его осмотрели французский, греческий и арабский врачи, приписали настойки, каждый свою. Король, несмотря на отсутствие интернета, сам поставил себе диагноз и приказал пустить кровь. Последние два отказались, а первый выполнил приказ, после чего больной отключился и не, не приходя в сознание, ночью завернул ласты. Долг вытряхивать теперь мне не из кого.

Глава 5

Как бы там ни было, из похода я вернулся богаче, чем ушел. Три сотни золотых динаров — это по местным меркам почти богатство. Для бедняков уж точно. За такие деньги можно купить скромный домик в Акре, а в паре миль от нее — побольше и с садом. Поскольку оседать в этом городе я не собирался и понятия не имел, чем буду заниматься дальше, остановился на постоялом дворе Джованни Леоне. Кормят хорошо, обслуживают ночью — что надо человеку, чтобы скоротать время, пока судьба подскажет, чем заняться дальше. В поход на мусульман никто из правителей не собирался, опускаться до охранника каравана я не спешил, поэтому, пока есть деньги, тихо коптил небо. Единственным изменением была продажа старого боевого коня за те же деньги, что и купил, вновь прибывшему на венецианской галере немецкому рыцарю, бедному искателю приключений, и покупка у госпитальеров с небольшой скидкой пятилетнего, рослого, крепкого, хорошо обученного для военных действий.

В это время в Иерусалимском королевстве шли разборки по поводу того, кто будет регентом при тринадцатилетнем наследнике Болдуине. На это место метили Раймунд, граф Триполи, дядя по матери нового короля, и Миль де Планси, сенешаль предыдущего, которого, по слухам, зализал бы до смерти, если бы тот не умер раньше от болезни. Первый происходил из знатного рода, его мать была сестрой вдовствующей королевы и являлся собратом госпитальеров. До недавнего времени находился в плену у мусульман. Был освобожден в обмен на снятие осады с Панеады и выплату выкупа. Второй пробился из обычных рыцарей, прибывших на Святую землю за удачей, которая таки улыбнулась ему, и подружился с тамплиерами. Поэтому оба ордена принимали активное участие в избрании регента.

Чтобы заручиться голосами тамплиеров из Акры, в город прибыл сенешаль Миль де Планси. Возвращаясь с охоты я встретил процессию из пары сотен всадников возле Акры. Был он невысок и хиловат. Злые языки утверждают, что в то время, когда бог раздавал крепкие тела, Миль де Планси стоял в очереди за склочностью. Не знаю, как или чем он сумел очаровать короля Амори, потому что умудрился рассориться почти со всеми баронами королевства. Может быть, именно поэтому его и приблизили. У королей аллергия на собственных баронов, предпочитают дружить с чужими.

Когда на постоялый двор прибыл рано утром посыльный от комтура Эрмангара д’Аспа, я нескромно подумал, что мне хотят вернуть долг. Оказалось, фигушки. Я нужен