Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

На этот раз меня приняли в небольшой, богато обставленной келье с глазу на глаз. Слуга принес серебряный кувшин с вином, наполнил им два серебряных кубка с госпитальерскими крестами на боках и сразу удалился. Мы обменялись мнениями по поводу жаркой погоды, после чего перешли к делу.

— Ты прекрасно показал себя во время осады Панеады, сумел пробраться в охраняемый город, — похвалил для начала Эрмангар д’Асп и задал вопрос: — Я смог бы незаметно убить человека за солидное вознаграждение?

— Смотря кого и за сколько, — ответил я.

— Очень влиятельного придворного за тысячу динаров, — сказал он.

Я понял, о ком идет речь, и потребовал:

— Миля де Планси убью за тысячу семьсот. Вы мне задолжали семь сотен. И деньги вперед, чтобы еще раз не обманули.

— Госпитальеры тебя не обманывали! — обиженно произнес комтур и продолжил мягче: — Но я понимаю твою обиду. Поговорю об увеличении вознаграждения, хотя сомневаюсь, что повысят. Зато могу пообещать, что вся сумма будет храниться у меня и, если выполнишь задание, получишь тысячу динаров.

Других интересных предложений у меня не было, поэтому согласился. К тому же, считаю, что убить на Святой земле крестоносца — это святое. Эти грязные во всех смыслах слова варвары решили под красивым предлогом захватить чужие земли. Уровень культуры и образования у них на порядок ниже, чем у живущих здесь народов разных конфессий. Они много чего позаимствуют отсюда. Как минимум, мыться чаще, чем при рождении и после смерти. Ближний Восток станет для них учебно-воспитательным центром. Единственное достоинство крестоносцев, которое признают даже их враги — это смелость, поскольку более пассионарны. Сюда ведь прибывают самые заряженные. Я бы подумал, что просто обесчеловечиваю тех, кого собрался убить, но, чем дольше трусь среди них, тем сильнее убеждаюсь, что верхушка, за редчайшим исключением, ничего человеческого не имеет. Среди рядовых часто встречаются хорошие парни, которые в силу природной глупости и необразованности искренне верят, что совершают благое дело, не понимая, что кладут жизни за интересы беспринципных подонков, использующих религию в шкурных интересах.

— Ты ни в коем случае не должен попасться в руки людям Миля де Планси. Если такое все-таки случится, наш орден не имеет к тебе никакого отношения, на нас не рассчитывай, — честно предупредил работодатель.

— Это понятно, — согласился я. — Место и время могу выбрать сам?

— Да, — подтвердил Эрмангар д’Асп. — Не важно, где и как он умрет, но в Иерусалим не должен вернуться.

Это облегчало выполнение задания. Я бы и в Акре смог забраться в цитадель тамплиеров, где остановился сенешаль, но трудно будет ночью выскользнуть незаметно с постоялого двора и вернуться. Кто-нибудь обязательно увидит и заложит. А между Акрой и Иерусалимом по дорогам миль сто и много прекрасных мест для засады.

На постоялом дворе я сказал, что, как обычно, отправляюсь на охоту, что на этот раз хочу подстрелить белого орикса, а это очень трудно, встречаются здесь редко, поэтому вернусь не скоро. Это животное из рода сернобыков с длиннющими, более полуметра, и почти ровными рогами, которые очень ценятся. Шерсть светлая, а на морде темно-коричневая маска. Мясо — самец тянет килограмм на семьдесят — очень вкусное. Орикс, как верблюд, может по несколько дней обходиться без воды, но, в отличие от него, приспособился слизывать росу с камней.

На самом деле я рванул по дороге на Иерусалим, выехав ранее кортежа из пары сотен всадников, сопровождавших Миля де Планси. Поджидал их примерно на полпути между Акрой и Хайфой, ныне небольшим портовым городишком. Треть сопровождения столичного гостя составляли тамплиеры. Да и Миль де Планси был в их сюрко, белом с красным крестом. Как бы демонстрировал духовную принадлежность к ордену, хотя был женат и тягой к бедности не страдал, и заодно прикрывал кольчугу, чтобы не нагревалась на солнце.

Я расположился на склоне холма, который со стороны дороги обрывался круто вниз. Взобраться, конечно, можно, но только пешему и очень медленно. От подножия до дороги была каменная россыпь шириной метров двадцать. Спрятаться внизу негде и сверху атаковать врукопашную неудобно, надо будет прыгать с немалой высоты, поэтому путники преодолевали этот участок без опаски. Наверху рос густой маквис и невысокие корявые деревья. Такое впечатление, что у них конкурс, кто уродливей изогнет свой ствол. Я спрятался за вечнозеленым местным дубом, невысоким, но толщиной сантиметров семьдесят. Его желуди едят бедняки, добавляя в хлебное тесто, из чернильных орешков, образующихся на листьях, со времен древних римлян и поныне делают черные чернила. Еще на этом растении любят обитать насекомые, из которых делают краситель кармин. Мне дуб послужил хорошим укрытием.

Миль де Планси ехал без шлема, который был надет на переднюю луку, и кольчужный капюшон был скинут на спину, открыв рыжеватые длинные волосы. Ни копья, ни щита. Последнее было мне в помощь, потому что находился левее цели. Если бы на перевязи висел слева щит, это создало бы мне небольшие проблемы. Решаемые, конечно, но лучше без них. Кольчуга на жертве была из мелких колец. Она удобнее, легче, примерно так же хорошо защищает от рубящего удара мечом, как изготовленная из толстых, зато против колющего слабее. Шиловидный наконечник стрелы запросто рвет кольца. Миль де Планси разговаривал с каким-то тамплиером, ехавшим справа от него и чуточку сзади, ненавязчиво льстя. Произнося речь, смотрел на собеседника и часто кивал. Наверное, соглашался сам с собой.

Стрелы я использовал тяжелые мусульманские. Их делают из твердых пород дерева со стальным наконечником, хорошо закаленным, и перьями разных птиц, тщательно отобранными, а не только гусиными, как предпочитают европейцы. Стрелы были немного короче моих, но и дистанция всего метров пятьдесят-шестьдесят. Причем стрелял я сверху вниз, одну за другой без паузы. Первая воткнулась в живот в районе пупка и влезла на две трети. Вторая попала немного левее и углубилась по самое оперение. Миль де Планси не сразу понял, что произошло. Он повернул голову со скривленным от боли лицом влево к сержанту-тамплиеру, скакавшему с той стороны, отставая на полкорпуса, и собрался было что-то сказать, но начал клониться вперед.

Поцеловал он шею своего коня или нет, я не видел, потому что быстро пошел к противоположному склону холма, где меня ждал конь. Раны в живот сейчас не лечатся. Вопрос только в том, как долго будет мучиться жертва. По пути