Между молотом и наковальней - Михаил Александрович Орлов
Исходя из того что столица империи находилась в блокаде и отъезд духовенства на вселенский собор не сулит ничего хорошего, патриарх Антоний отверг предложение Ягайло с Киприаном. Вот коли латиняне изгонят турок из Европы, тогда иное дело, но психологически сломленный никопольской катастрофой католический мир не желал и слышать о новой военной авантюре. Для этого надлежало вырасти другому поколению, но случится это только через полвека, а пока желающих участвовать в походе на неверных не находилось. Ягайло с Киприаном получили следующий ответ: «Вы пишете о соединении церквей, и я желаю того же, но сие дело будущего, а не нынешнего времени».
28
Великому русскому князю Скиргайло Ольгердовичу после длительных и непростых размышлений взбрело в голову попытаться объединить восточных славян, частично половцев и финно-карельские племена от Белого до Черного морей в единую державу. Этот союз должна была скреплять православная вера, которая возродит Киевскую Русь.
На одном из пиров Скиргайло поделился своим замыслом с двоюродным братом Витовтом, что вызвало у того не то что недоумение, а растерянность и оторопь. В случае воплощения сей затеи Великая Литва лишалась большинства своих владений и у нее под боком возникало сильное государство с непредсказуемым правителем. Такое допустить было нельзя.
Витовт отписал обо всем в Краков, и Ягайло это тоже озаботило. «Надлежит что-то предпринять, а то он черт знает до чего додумается», – понял польский государь. Для урегулирования сложных государственных вопросов его величество предпочитал не силу, а тайную дипломатию.
Не соответствовали планы великого русского князя и чаяниям Москвы, которая, еще не вполне осознавая того, мечтала возглавить Русь под стягом православия, поскольку Литва, приняв католичество, устранялась от объединения христиан восточного толка. Затея Скиргайло представлялась Василию Дмитриевичу так же нежелательной.
Среди противников Скиргайло Ольгердовича оказался, как ни странно, и Тохтамыш, ненадолго вернувший себе Крым с помощью Витовта. Уж слишком его обидел прием в Киеве при бегстве его от Тимура Гурагана.
Женой великий русский князь не обзавелся. Поговаривали, что некогда он был неравнодушен к сестре Василия Дмитриевича Московского Анастасии, выданной тем за Лугвения Ольгердовича, но это лишь слухи. Как бы то ни было, но он был глубоко одинок, фактически оставались ему преданы лишь шут Федор да духовник отец Борис.
Для устранения сопредельного государя имелось немало способов. Желающих совершить сие тоже хватало, но готовых рискнуть для этого жизнью оказалось немного. Для ликвидации Скиргайло не требовалось ни глубокого ума, ни выдающихся аналитических способностей. Многие считали это самым надежным способом для попадания в преисподнюю, но серьезно об этом никто не задумывался.
Сам иеромонах Фома Изуф обладал хитростью и осторожностью крысы. Жизнь тем не менее сложилась так, что он считал себя обделенным. В епископы ставили кого угодно, только не его, а он остался заведовать финансовой и хозяйственной деятельностью церкви, то есть был чиновником, хотя в молодости окончил в Царьграде Пандидактерион[173], что было большой редкостью для русского. По любому навету его могли сместить с должности, а духовенство завистливо к успехам собратьев и готово нашептать всякое. Впрочем, в русской церкви помнили, как некогда митрополит Алексий поставил инока Калистрата заведовать церковными финансами и вскоре тот умудрился так запутать документацию, что после его смерти никто не мог в ней ничего понять.
В город к тому времени прикатил знакомец Фомы Изуфа торговец медом литовец Аввакум. Сели ужинать, и старый приятель поведал хозяину, что при вильненском дворе некоторые влиятельные круги мечтают устранить Скиргайло Ольгердовича и того, кто исполнит сие, щедро вознаградят.
«Вот он, соблазн, которому следует либо сразу поддаться, либо отвергнуть раз и навсегда, – понял иеромонах – Если Антихрист желает сбить меня с истинного пути, то что с того? Он ведь некогда тоже принадлежал к числу ангелов, пока Всевышний не низверг его», – вспомнил он. В Изуфе проснулись два совершенно противоположенных существа: одно было готово на все, а другое пеклось о спасении своей души.
В поисках согласного на устранение Скиргайло Ольгердовича Аввакум обмолвился не только Фоме, но и другим жителям славного града Киева. Кто-то донес обо всем, и княжеские слуги выполнили то, что им надлежало: купца взяли и допросили в земляной темнице, называемой в простонародье погребом. В таком некогда креститель Руси князь Владимир Красно Солнышко несколько лет томил Илью Муромца согласно былинам.
Заступников за Аввакума не нашлось, и его макнули в студеные воды Днепра и держали в них до тех пор, пока тот не обмяк.
Изуф, не ведая, о чем поведал в застенке литовец, заподозрил худшее и затаился в одном из загородных скитов. Через некоторое время, вернувшись в Киев, он отрядил верного человечка за отравой, но такой, чтобы зелье подействовало не сразу, а через несколько дней.
На побережье Крыма находилось несколько генуэзских колоний, а Италия, как известно, страна ядов. Да и где же еще покупать яд, как не там? Когда человечек вернулся со склянкой бесцветной жидкости, Изуф протянул ему кошель с серебром и на нем же испытал зелье. Вскоре того не стало. «Не обманули латиняне. Что-что, а свое дело они знают», – посчитал иеромонах.
Вскоре Изуф проведал, что великий русский князь после Рождества Христова намерен отправиться на зимнюю охоту в загородное имение Михаловичи. Удобный случай, посчитал иеромонах и пригласил Скиргайло Ольгердовича перед отъездом откушать на митрополичьем дворе.
Осушив несколько кубков сладкой мальвазии и закусив их копченым гусем с мочеными яблоками, а потом варениками с творогом, князь откланялся. Изуф проводил дорогого гостя до ворот и долго, прищурившись, смотрел вслед удалявшейся кавалькаде всадников, гадая, увидит ли Скиргайло Ольгердовича еще когда-либо…
На Крещение
