Руны земли - Георг Киппер
Где же ей знать, неопытной в тайном коварстве и кознях, что Гримхильд поила забвенья вином простодушного Сигурда. Сердце молчит, воля брата закон, но она вспоминает старые клятвы свои и условия ставит, знает, что только один из людей может ее победить.
Кто может сравниться с той, что помнит в себе силу валькирий? Бросает копье она так, что воин не каждый докинет. Бежит она так, что птица отстанет, никто не мог бы догнать быстроногую Хильд. Прыгает с места она дальше тяжелого камня, брошенного от плеча. Откуда ей знать, прямодушной, что своему же сопернику она обещала всю помощь тогда у дуба далекого, как выкуп за платье девическое.
Обученный Регином старым, братом ловкого Отра, менял обличья Сигурд ради обмана доверчивой девы, и выполнил якобы Гуннар все то, что сила позволить могла только Сигурду, первому из первейших.
Все совершилось, как оговорено, кто здесь придраться мог? Сигурд все перевыполнил, что она ни сказала.
Сила ветров и листьев, сила земли и вод, сила огня не поможет юной Брюнхильд превозмочь то, что сама допрежь обещала. Сам Воден ведь против. А Атли союзник нужен, достойней сейчас не сыскать! Будет хорошим мужем тот, что в союзе семейном с Сигурдом наихрабрейшим, чем тебе Гуннар не мил? Атли ворчит, Атли грозит, что приданого он лишит сестру неразумную. Все, что было запрошено, сделано гьюкингом знатным, что ж ты хочешь, сестра? Ответ надо дать, воины смотрят.
Свадьбу свершили достойную щедрые конунги. Богато одарены все приезжавшие. Только ночью пояс могущества Гуннар не может снять с той, что спорила с Воденом-ансом. Не каждому сила дана и удача. Клятвы сдержав перед Гуннаром, Сигурд вошел к ней следующей ночью, снял с нее пояс таинственный, рядом возлег в темноте, меч, положив между ними, клялся на нем он Гуннару, меч положил он преградою между собой и женою чужою.
Нет, не дотронулся ночью воин до той, что когда-то клятвы дарил, обещания. Она, лишь о Сигурде думая, не посмотрела в сторону якобы Гуннара, постылого гьюкинга. Так совершилося зло – не по любви одна вышла замуж за Гуннара, другая по колдовству стала женой победителя Фафнира.
Счастливы были мужчины, надеясь, что в свадьбах своих укрепили судьбу. Один породнился с Атли, другой стал наследником Борнхольма и честно исполнил деяния свата. Весело было им возвращаться, не знали, незоркие, что, выполнив клятвы одни, древние клятвы порушили.
Гнев уйдет черным облаком, снегом осталось молчание с Брюнхильд, поехавшей с мужем в страну дальше дальнего. Рядом скакал клятвы дававший, был он, как прежде, красив, теперь незнакомец, столь милый когда-то. Кровь еще будет литься, клятвы не раз нарушаться, братья погубят брата, любящая убьет любимого, за мужем чужим в погребальный огонь уйдет чужая жена. Атли, за сестру отомстивший, детей своих будет есть, вином, на крови замешанным, запьет молодую плоть.
Пламя еще будет виться, в землю зароют одних, с дымом запомнят двоих, сестра отомстит за братьев – все это еще впереди. Скачут рядышком двое, их клятвы уже нарушены, и клятвы все же исполнены. Таков мой рассказ для Отца древних песен.
Инги замолчал. Струны еще пели под его пальцами. Он сглотнул слюну, прикрыл глаза, сам не понимая, почему вдруг спел именно эту песнь о несчастной Брюнхильд. Да, там, во время гребли, ему снился сон о воине и валькирии, но это было почти в другой жизни. Только что он провалился в другое время и теперь, прислушиваясь к своему телу, с трудом возвращался из времени Сигурда и Брюнхильд сюда, в халл. Он открыл глаза и понял, что оказался в одиночестве, от которого стало не по себе. Инги посмотрел на окружающих, оглянулся на своих парней. Хотнег как раз встал и, махнув подбадривающе рукой Инги, вышел с одним из вендов. Эйнар смотрел мимо, и Инги знал, на кого тот смотрит изумленными глазами. Он посмотрел на нее. Она сидела с открытым лицом, темные ее глаза были неподвижны, и вся она была словно не здесь. Наконец все вокруг загудели и задвигались. Ингигерд улыбнулась, возгласы вокруг показали, что слушателям понравилось. Сигмунд что-то говорил, Инги не сразу понял:
– Все помнят с детства эту песнь, но через твои уста она вновь пробила нас до самого сердца… Спасибо, Инги, теперь я вижу, что среди нас есть не только искусные воины, умеющие выживать и добиваться своих целей, не только люди, знающие толк в ветрах и течениях, в строительстве и охоте, но среди нас есть человек, способный напоить нас истинным медом Одина… Подойди, дренг, хочу вручить тебе этот рог…
Вокруг одобрительно загудели. Инги, все еще оглушенный, подошел и вежливо принял дар, затем, отойдя на пару шагов, завел такую речь:
– Меня попросили рассказать о клятвах любви, и я постарался исполнить. Но я поведал лишь о череде событий, но все вы знаете, что скальды умеют в хорошо слаженных словах сказать то, что не передать обычным людям и за целый вечер болтовни. И сейчас, когда всем хочется сделать еще один глоток, когда кажется, что чего-то не хватает, есть человек, который может нам подарить этот последний глоток божественной тьмы.
– Пусть выйдет, вызови этого человека, Инги. – Сигмунд посмотрел с недоверием, опасаясь, что дренги не удержатся на той высоте, на которую поднялись только что.
Инги медленно повернулся и, глядя в глаза Эйнара, позвал его. Тот подошел и вцепился в руку друга, так что ему пришлось вырываться, иначе они так и стояли бы вдвоем, пока Эйнар говорил свои висы. Инги отошел в сторону и коснулся струн.
Эйнар сказал, что скажет висы о сердце Брюнхильд…
Он начал ровным глухим голосом, и уже от перелива слогов, еще только первых, не сразу понятных сочетаний кеннингов и простых слов, мурашки побежали по спине Инги. Он понял, что не зря позвал Эйнара. Тот говорил почти без нажима и ударений, но образы возникали в уме слушателей одни за другими, завораживая и унося в сновидения. Скальд продолжил чуть громче, то медленно, то срываясь в бег. Звуки сталкивались и переливались друг в друга, растягивались и крались к сердцу, нежно разрывая его на мельчайшие кусочки…
И если сердце Инги изнывало, опустошаясь и улетая, то что же было с сердцем той, к которой обращался Эйнар? Весь порядок слов звук за звуком проникал в нее, раня и тут же забываясь, чтобы уступить место новой томительной боли.
