История с продолжением - Патти Каллахан

Искра прыгнула на пальцы, в которых я держала деревянную куколку, ужалив меня, как шершень. Я уронила куклу на ковер, где огонь жадно пожирал волокна.

Срывающимся от страха голосом я стала звать маму.

Появлялись тысячи новых огненных языков, они лизали концы штор, набрасывались на помпоны, которые мы с мамой шили, штука за штукой, дождливыми вечерами. Пламя охватило рукав моей сорочки, где по ткани шли рисунки с крошечными мышками-балеринами.

Мама не приходила, и это пугало не меньше пожара. Ее способность заполнять все своим присутствием и столь же всецело исчезать представляла собой нечто особенное. Я к этому свойству уже привыкла, но в тот миг мной овладела паника. Пламя бежало у меня по рукаву, боль растекалась от запястья по предплечью, я стояла, не в силах пошевелиться, и кричала.

Наконец появилась мама. Она бросилась ко мне, протягивая руки. Длинные темные волосы, обычно скрепленные шпильками, разметались, красно-белое домашнее платье с вишенками развевалось.

Мама сбила пламя одеялом, потом схватила меня и выбежала из комнаты. «Адориум», – повторяла она без конца, будто бы это придуманное ею слово могло унять страх и боль.

За стеной послышалось воронье карканье, и я стряхнула наваждение, окутавшее меня плотным плащом. Я вернулась к реальности, где сумерки смазывали очертания комнаты, давным-давно восстановленной после пожара, еще горящего только у меня в памяти.

Обитые сучковатой сосновой доской стены и хлипкая раздвижная дверь на задний двор, откуда открывался вид на залив, были те же самые. Ковер поменяли несколько раз за минувшие годы, но он был все такого же пыльно-коричневого цвета. Эта комната снилась мне в самых жутких кошмарах, хотя ничто в ней не напоминало о пожаре, случившемся в тот особый день.

Винни возилась в траве, стоя на коленях в обнесенном белой изгородью саду. Она щурилась в косых лучах заката, прибавляя очередную веточку к сказочному домику, который строила. В волосы у нее был воткнут белый цветок камелии. Розовые очки поблескивали на солнце, медные завитки волос выбились из косичек, заплетенных мной утром.

Я раздвинула дверь и окликнула дочь:

– Почти пора ужинать!

Она подняла голову и улыбнулась:

– А Эмджи можно прийти?

– Да! Заканчивайте с работой, вы обе. Скоро стемнеет.

Я свернула газету и швырнула в латунное ведро у камина для растопки.

Последние написанные матерью в этом доме слова катались теперь по нему эхом: заклинание, пожелание, проклятье.

Я хочу, чтобы небо раскололось.

Глава 5

Клара

Блафтон, Южная Каролина

Винни вбежала в кухню, принеся с собой запах садовой земли и солоноватого ветра, чего-то такого первозданного. Она прыгнула ко мне в объятия, и я прижала ее к себе.

– Расскажи мне какую-нибудь историю из твоего дня, пока я готовлю ужин.

– У меня есть хорошая, – сказала Винни.

– Ну, выкладывай.

– Сэмми Флетчер обозвал меня четырехглазой, и догадайся, что я ответила ему на этот раз? Просто попробуй.

– Скажи сама, милая, – сдалась я, стараясь скрыть, как мне больно.

Винни читала по моему лицу с такой же легкостью, как по книге. Одноклассники дразнили ее из-за маленького роста, неспособности бегать наравне с ними из-за астмы или ее зрения, постоянно отпускали шуточки про очки.

Винни страдала всем этим: и косоглазием, и слабыми легкими, потому что появилась на свет слишком рано. Но удивления достоин был не факт ее преждевременного рождения, а рождения вообще. Ее жизнь сама по себе была для меня чудом. Я постоянно говорила дочке об этом – что она мой миракулюм.

Винни взобралась на стул, который я ставила рядом с разделочным столом, чтобы оказаться лицом к лицу со мной.

– Я сказала Сэмми, что зрение у меня лучше, чем у него, пусть даже мои глаза не работают. Я вижу вещи, которых он не видит, и предпочитаю быть самой собой.

– Блестяще! Кто научил тебя так отвечать?

– Эмджи.

Эмджи была главной героиней книги моей матери. Эмджи, персонаж, прославивший мою мать. Эмджи, воображаемая подруга моей дочери.

– Вот как? – проговорила я, думая о портрете, данном ею Эмджи. Я пыталась представить Эмджи с длинными черными косами, уложенными на голове, изящным носиком и глазами, цвет которых Винни уподобила зеленому мелку из ее пенала. Иногда Эмджи ходит в платье из папоротника, а иногда из водорослей и устричных раковин. Но Винни не задержалась на этой теме.

– Мама!

– Да?

– Что такое «Хауди-Дуди»?

– Это такая телевизионная программа, милая.

– Ребята разговаривали про нее. А у нас будет телевизор?

Мне хотелось ответить утвердительно, но это была пустая трата денег. У нас имелись радио, пластинки и бесконечное разнообразие развлечений на свежем воздухе. У нас есть искусство, мы сами и маленький катер, на котором можно выйти в залив. Есть друзья и папа.

– В ближайшее время едва ли. Поверь, ты мало что теряешь.

Мне пришла мысль, что мы во многих отношениях отличаемся от других семей. Не только отсутствием телевизора. К отличиям стоило отнести мое нежелание наряжаться для выездов в город, отказ посещать вечеринки «Таппервер», бридж-клуб. Ну и постоянные сплетни у меня за спиной. Мне хотелось быть как все – кто этого не хочет? Но я рассталась с этой надеждой, уйдя от Ната. Незримое клеймо «Р», разведенка, горело у меня на лбу.

– Наверное, вообще ничего не теряю, – сказала Винни после минуты раздумья. – Что там на ужин?

– Макароны с сыром и ветчиной. И брокколи. Ты должна съесть все, а не только макароны, иначе я не стану их больше готовить.

Я поцеловала дочку в щеку и легонько дернула за косичку.

Она спрыгнула со стула, вся такая деятельная и радостная, и уселась за кухонный стол, где был разбросан в полном хаосе ее пазл с парусником. Винни занялась тем, что стала складывать из крайних фрагментов столбик.

– Эмджи ужинает с нами сегодня? – спросила я, помешивая в кастрюле.

Дочка не ответила, принявшись сортировать картинки с напряженной сосредоточенностью. Вдруг зазвонил телефон. По радио играла, шипя, песня «Скажи почему». Я сняла трубку висящего на стене аппарата.

– Алло.

– Могу я поговорить с Кларой Харрингтон? – спросил мужчина. Он говорил с английским акцентом.

– Слушаю, – сказала я, рассеянно помешивая макароны, и поймала себя на мысли, что с учетом человека, сообщившего про награду, это второй звонок от мужчины за неделю, тогда как прежде мне несколько лет ни один не звонил.

– Я хотел бы поговорить с вами насчет документов, принадлежащих некой Бронвин Ньюкасл Фордхем.

Деревянная ложка вывалилась у меня из руки и упала на паркетный пол, забрызгав плиту желтыми крапинками.