Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
"Ах, ты, чертовка, – заорал он, – ты прекрасно знаешь, что со мной случилось, и спокойно стоишь там, насмехаясь. У тебя довольно женственный вид, но, видит Бог, внутри тебя нет ни капли женственного. Я сходил с ума от дикого желания тебя поцеловать, но теперь я б скорее облобызал своего лакея". После эдаких слов я, убедившись, что срок годности мистера Ги́лбертсона Филе́ ещё не истёк, и схватив шляпку и перчатки, радостно выбежала вон.
Вслед за тем произошла ещё пара пренеприятнейших инцидентов того же рода. В первом случае выдающийся юрист и политик мистер Хо́рнблауэр Трамп (в кабинет которого я пришла по предварительной записи, дабы получить документы, продлевающие моё пребывание в Соединённых Штатах), заперев дверь изнутри, протянул свои паучьи лапки и плаксивым голосом спросил, не соизволила бы я вдохновить великого человека, чья жена его не понимает. Я же, оттолкнув великого человека ударом в его цветастый жилет, подлетела к двери, отперла её и вновь выскользнула из силков, расставленных ещё одним нелепым стариком. Несколько дней спустя я встретила его в доме общих друзей, где, ухитрившись загнать меня в угол, пока никого не было рядом, он сердито прошипел, что добьётся моей депортации, так как у него есть на то все возможности.
"О, нет, вы этого не сделаете, – возразила я. – Только не после того, что вы себе позволили. Вы же не думаете, что я умолчу о домогательствах, если вы попытаетесь причинить мне вред?" И с этими словами я раз и навсегда триумфально распрощалась с великим Хо́рнблауэром Трампом.
Финальным же эпизодом в однотипной цепочке событий стал случай, когда весьма респектабельный дедушка лет семидесяти спокойно сообщил мне на званом ужине (и в тот момент, когда он это говорил, у него был набит едой рот), что он не прочь оказать мне честь, избрав своей "дамой сердца". Я, в изумлении оглядев его, не смогла не расхохотался.
"Конечно, вы бы так и сделали! – воскликнул я. – Я всё ещё молода, здорова, не самая уродливая женщина в мире, из хорошей семьи, но без гроша за душой, и в моём текущем окружении нет никого, кто мог бы вас сейчас побить. Идеальное сочетание для той восхитительной роли, которую вы мне уготовили!" И, слегка озадаченный моей откровенной вспышкой гнева, которую, как он, очевидно, боялся, услышат другие, он, успокаивающе похлопав меня по руке, сказал, что совершенно не расстроится из-за того, что я не желаю принимать его предложение.
Получив весь этот мерзкий опыт, я стала намного серьёзнее подумывать о том, чтобы выйти замуж за моего славного моряка. Он был так непохож на всех прочих мужчин, которых я встречала. Регулярно, каждые шесть недель, он проделывал долгий путь с востока, чтобы повидаться со мной и обсудить вероятность нашего брака. Но лишь потому, что я очень любила его, я никак не могла на это решиться. Мне казалось неправильным, что он свяжет свою судьбу с той, кто уже побывала замужем и пережила столь невыразимые трагедии. Вдобавок ко всему я была на несколько лет старше … Нет, нам определённо не стоило быть вместе!
"Это было бы несправедливо по отношению к тебе; ты должен жениться на красивой американской девушке на пять лет моложе", – спорила я, а потом провожала его на поезд, плача навзрыд, когда оставалась стоять одна на перроне.
Меховой отдел
В конце той зимы я вновь потеряла работу, так как бедная миссис Бёртон, обладая скорее художественным вкусом, чем деловой хваткой, столкнулась с финансовыми трудностями и потому не могла позволить себе далее платить моё жалование. Именно тогда я подала заявление о приёме на работу в крупный универмаг – один из крупнейших в Америке.
Хотя у меня были рекомендательные письма, адресованные руководителю отдела кадров магазина, мне пришлось долго ждать у его кабинета, поскольку в тот день, когда я явилась на собеседование, он, как выяснилось, участвовал в конференции. Поэтому я, терпеливо сидя на стуле напротив его двери в узком, продуваемом сквозняками коридоре, наблюдала, как все иные соискатели, пройдя мимо меня, исчезали в кабинетах поменьше, находившихся слева и справа от того, откуда заправлял человек, с которым мне предстояло встретиться. Один за другим мои соратники по трудоустройству опять возникали в коридоре: некоторые – довольными и раскрасневшимися, тогда как большинство – бледными и подавленными. Триумф или неудача читались на их лицах так же явно, как в немом кино, и, пока я "следила за сюжетом", ожидание пролетело незаметно. На исходе двух часов, показавшихся мне двадцатью минутами благодаря "приватному просмотру киноленты", конференция закончилась и я была допущена к главе отдела кадров мистеру Фри́ману, высокому худощавому мужчине с чрезвычайно тонким, умным, приятным лицом, который встретил меня в дверях и, вежливо предложив мне сесть, извинился за долгую задержку. Очень внимательно прочитав мои рекомендации, он после пары минут задумчивого молчания и оценивающего осматривания спросил, где бы я предпочла работать.
"Лучше всего вам бы подошёл отдел искусств, – любезно промолвил он, – но, к сожалению, в настоящее время у нас там свободных вакансий нет. Возможно, позже … Теперь давайте-ка подумаем: ювелирные изделия, антиквариат, картины, фарфор … нет – там тоже всё занято. Так что есть две секции, где я могу предложить вам должность прямо сейчас: отдел одежды или отдел мехов. Что вам больше по душе?" Вспомнив перипетии с платьями моих бедных продавщиц в "Дельфине", я быстро ответила: "Меховой отдел, пожалуйста". Вот так моё собеседование и закончилось!
В течение следующих пяти минут мистер Фри́-ман деловито писал, звонил по телефону и показывал мне, как заполнять и где подписывать нужные бумаги, которые должны были сделать меня официальной сотрудницей великого универмага. Затем он вызвал начальника отдела мехов мистера Мэйкпи́са, симпатичного мужчину лет сорока с резкими и довольно строгими манерами, который после краткой беседы с мистером Фри́маном лишь сказал мне, что я должна явиться на следующее утро в восемь.
Поскольку мои первые впечатления были хорошими и оба джентльмена мне понравились, я ушла вполне удовлетворённая тем, как прошло знакомство с новым местом приложения моего труда.
На следующее утро я встала на полчаса раньше, чем обычно, наскоро позавтракала и, чувствуя себя очень взволнованной перспективами этого свежего начинания, забралась на верх даблдекера, который отныне должен был отвозить меня в центр города, на оживлённый угол, где возвышался мой внушительного вида магазин. Долгая поездка на свежем утреннем воздухе заставила меня ощутить прилив энергии, и с румянцем на моих желтоватых
