Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
Эти ежедневные беседы, должно быть, длились около трёх или четырёх месяцев. Наконец однажды утром он спросил меня, не соглашусь ли я отобедать с ним на следующей неделе, и назвал определённую дату. Поскольку он мне начал нравиться и мне было любопытно посмотреть, как он выглядит, я приняла приглашение и была крайне удивлена его совсем по-детски восторженными воплями в трубке. Но когда наступил тот день, миссис Бёртон, заболев и лёжа в постели, попросила меня выполнить для неё одно важное дело, а так как это требовалось сделать немедленно, я позвонила мистеру X и, не застав его дома, предупредила его слугу, что не смогу прийти на встречу, как было условлено. Мне и в голову не пришло, что мой визави будет как-то по-особенному готовиться к этому обеду; на самом деле, я думала, что мы, вероятно, отправимся в моё обычное место – маленькую закусочную за углом. Каков же был мой ужас, когда, вернувшись после выполнения поручения около трёх часов дня, я получила звонок от мистера Х и он совершенно убитым голосом сказал, что я испортила то единственное невыразимое удовольствие, которого он ждал с таким восторгом.
"Я планировал привести вас в свой дом", – буквально рыдал он. – На столе были розы, мой лучший фарфор, бокалы, серебро, шампанское, икра … О, как вы могли быть такой жестокой?! Что же вы наделали?! Вы никогда не узнаете, что вы со мной сотворили".
Потрясённая и растерянная, я извинялась, как могла, хотя, с другой стороны, меня слегка разозлила мысль о том, что он спланировал столь изысканный приём, никак не предупредив меня об этом. Наконец с неподобающими мужчине словами: "Я пла́чу и хотел бы, чтоб вы видели слёзы, что текут по моему лицу! Прощайте!" – брошенными в моё изумлённое ухо, он повесил трубку, и, необычайно удручённая и чуть-чуть раздражённая, я вскоре отправилась домой. Всё это казалось какой-то суетой из-за пустяка. И что из того, что я не смогла прийти на обед именно в тот день, ведь были и другие! "Он определённо ребячлив и смешон", – подумала я и попыталась выбросить из головы этот эпизод.
Тем не менее на следующий день я была удивлена, не получив от него звонка, как было заведено. А следом прошли и второй день, и третий, и четвёртый, неделя, две! Наконец я набрала его номер.
"Могу я поговорить с мистером Х?" – спросила я, когда незнакомый голос ответил на мой звонок.
"С мистером Х? – медленно произнёс тот, будто был сильно удивлён. – Ну, он очень болен, умирает – разве вы не знали?"
Озадаченная, я в тот же вечер спросила миссис Бёртон, знает ли она, что мистер Х совсем плох.
"Ах, да, – ответила та. – Всё началось самым загадочным образом около двух недель назад. Тогда он сказал мне, что испытал горькое разочарование и начал пить. Он непрерывно пил в течение десяти дней, и в результате это закончилось ужасно: у него открылась язва желудка, случился перитонит, и вот он умирает. Спасибо, что напомнили мне, – сейчас позвоню и узнаю, как его состояние".
Она подняла трубку, попросив с ним соединить, а я с тревогой ждала, что будет дальше.
"Как себя сегодня чувствует мистер Х? – услышала я её вопрос, за чем после паузы последовало. – О, нет! Правда? Когда? О, Боже, Боже!"
"Он умер?" – дрожащим голосом спросила я.
"Да", – ответила та сквозь слёзы.
Пока она плакала, я на цыпочках вышла из комнаты и, так как было почти шесть часов, отправилась домой. Всю ту ночь я не могла уснуть. Мне казалось, я слышу его голос, смеющийся, поддразнивающий, умоляющий, рассказывающий смешные анекдоты, "дабы подбодрить вас, Золушка моя, в вашем одиночестве", – говорил он. Затем, к своему удивлению, я тоже зарыдала, оплакивая смерть человека, которого никогда в жизни не видела и никогда уже не увижу живым. Я не смогла пойти на его похороны, поскольку туда пошла миссис Бёртон, а у меня не было предлога к ней присоединиться, но несколько дней спустя, субботним полднем, я купила четыре розы, с грустью думая о тех цветах, что купил он, дабы украсить свой обеденный стол, и отнесла их к нему на могилу.
Там сидел мужчина – почти старик, одетый в поношенное пальто, с красными глазами, которые с любопытством воззрились на меня, когда я подошла и положила свой букет на свежесделанный холмик. После нескольких минут молчания он неожиданно заговорил.
"Вы та самая леди, что должна была обедать с ним две недели назад? – глухо осведомился он странно безличным, мёртвым голосом, указав на могилу, когда произносил "с ним", и, после того как я кивнула, продолжил в той же бесцветной манере. – Ну, тогда вам следует знать, что это его и убило – я имею в виду разочарование. Он так и не смог от него отойти. Ведь он был так счастлив, так взволнован вашим предстоящим приходом, совсем как мальчишка … Заставил меня дюжину раз менять всё на столе … 'Джеймс, – говорил он, – мне кажется, так будет выглядеть лучше', – и я начинал всё сызнова. Розы – да, мэм, две дюжины 'Американских красавиц' … и шампанское, и всё-всё самое лучшее. Он даже поручил мне забрать из банка серебряную столешницу. Мне пришлось везти её домой на такси – так она была тяжела. И всё впустую! Вы решили не приходить …"
"Не 'решила', а 'не смогла'", – мягко поправила его я.
Так мы и стояли там бок о бок – верный слуга человека, которого я никогда не знала, и я, которая стала косвенной, невольной причиной необъяснимого горя этого человека, приведшего к его безвременной кончине.
Той зимой со мной произошло ещё несколько странных событий. Поскольку к этому времени я знала в Метрополе уже очень многих
