Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
Третья продавщица, мисс Бра́ун, со своими блестящими глазами-бусинками, мягкими каштановыми волосами, мелкими острыми зубками и общим видом непритязательной скромности, хитрой запасливости и лукавой скрытности походила на мышку. Она работала размеренно, молча, со спокойными и точными движениями, была вежлива со всеми, не выделяя кого-то в отдельности, и быстро пряталась всякий раз, лишь заслышав, как мистер Ти́мсон повышает голос от гнева, при этом тихо улыбалась про себя, пока другие с ним объяснялись. Я изначально думала, что она "святоша-недотрога", однако как-то вечером по случайности наткнулась на неё в тёмном маленьком ресторанчике, где обычно скромно ужинала, обнаружив, что та нежно держит за руку крупного, тучного, благодушного джентльмена, вне всяких сомнений, из тех, кого обычно называют "сладкими папиками". "Ох", – испуганно воскликнула она, увидев, как я прохожу мимо их столика, а затем, подбежав ко мне, умоляла никому не рассказывать, потому что, как она восторженно призналась мне на ухо, он и правда являлся её "покровителем"!
Две продавщицы в отделе шляпок были пожилыми, деловитыми и по-матерински заботливыми, а их помощница – симпатичная и энергичная девушка – вскоре покинула гранд-ателье "Дельфина", дабы выйти замуж за богатого юношу из другого города.
Наверху, в двух совершенно особенных демонстрационных помещениях рядом с кабинетом мисс Уи́нтергрин, трудились ещё две почтенные и пожилые продавщицы, которые были с мисс Уи́нтергрин с того самого дня, когда "Дельфина" открыла свои впечатляющие двери для не менее впечатляющей публики. Эти дамы, будучи весьма высокопоставленными и могущественными, обслуживали только "сливки общества" Метрополя, не обращая на нас, "нижних", никакого внимания.
После продавщиц шли манекенщицы, все, разумеется, юные и красивые, с точёными фигурами и идеальными руками и ногами. Маре́са, получавшая самую высокую зарплату и потому считавшаяся наиважнейшей из всех, была высокой, до умопомрачения стройной девушкой с большими сверкающими смоляными очами, волосами цвета воронова крыла, маленьким носиком, крошечным ротиком, абсолютно безупречными зубками и самой красивой кожей кремового цвета, которую я когда-либо видела. Я прозвала её "кошечкой" из-за её гибких, кошачьих движений и странной манеры тихо смеяться откуда-то из глубины её горла, что звучало точь-в-точь как кошачье урчание. Было презабавно видеть её рядом с мисс Бра́ун и наблюдать, как те переговариваются друг с другом. Тогда я размышляла: действительно ли в предыдущих воплощениях они были кошкой и мышкой. Но хотя внешность Маре́сы была чрезвычайно привлекательной и утончённой, её речь оказалась так же проста и примитивна, как и её разум, а из её губ цвета вишни я почерпнула большой запас удивительнейших слов, обычно не употребляемых в приличном обществе. Она была настолько уверена в своём превосходстве над остальными манекенщицами, что в её уме ребёнка никогда не возникало и мысли ревновать или раздражаться из-за чего-либо, что те делали. Любое платье смотрелось на ней идеально, и было забавно видеть, как какая-то толстая старуха приобрела одеяние, демонстрировавшееся Маре́сой, наивно решив, что тоже будет хорошо в нём выглядеть.
Второй была Хи́льда Сте́фенсон, шведка, обладавшая настолько чисто древнегреческими лицом и фигурой, совершенно небесными в своей безупречной красоте, наводившей на мысль об олимпийской богине, что было захватывающим дух восхищением наблюдать, как она дефилирует взад-вперёд по подиуму в белых и серебряных драпировках, которые ей так мудро подбирали для показа. Будучи умной, хорошо образованной девушкой, она устроилась манекенщицей лишь потому, что хотела заработать достаточно денег, чтобы иметь возможность окончить свой последний курс в колледже. Мы много с ней разговаривали, и однажды я была безмерно тронута, когда год спустя, уже после того как мы обе ушли из "Дельфины", получила от неё абсолютно волшебное письмо, в котором она благодарила меня за то, что я вдохновила её своим "благородным примером терпения и стойкости". Всегда приятно думать, что ты вдохновила кого-то, пусть даже в своей роли супер-швейцара, и её добрые слова легли как бальзам на болезненные раны-воспоминания о моём "дельфиньем" прошлом.
Интересны были и различные типы покупательниц, проходивших мимо меня, как в калейдоскопе, с утра до вечера. Пожилые дамы, преисполненные чувства собственной огромной значимости, – одни невероятно тучные, другие же болезненно худые – всегда носили необычно выглядевшие старомодные шляпы, принадлежавшие временам их юности, – гигантские аксессуары с высокими тульями, богато украшенные лентами и плюмажами, которые их обладательницы обычно наклоняли книзу в направлении своих благородных носов. После визита одной из таких досточтимых клиенток шляпный отдел хором стонал и горько жаловался, что ею вновь было заказано "викторианское чудовище" с пожеланием сделать его как можно более похожим на прежнее и что никакие тактичные уговоры не заставили старую леди дозволить "Дельфине" чуточку осовременить свой головной убор. Также туда наведывались и дамы среднего возраста, в основном требовавшие чего-нибудь "молодёжного" и сердито отвергавшие те изделия, из-за которых они выглядели "чересчур старыми", и молодые женщины, которые беспечно покупали любую шляпку, которая им шла. То же самое происходило и с платьями. Пожилым, которые являлись покупательницами в течение многих лет, постоянно угождали две высокопоставленные особы наверху, и в результате те из года в год заказывали одни и те же наряды; женщины среднего возраста выбирали самую молодящую одежду, в то время как молодые замужние женщины и девушки буквально расхватывали "то, что просто хорошо смотрится".
Некоторые клиентки в общении со старательными продавщицами были более вежливы и приятны, чем другие; отдельные из них даже обладали изысканными манерами и человечностью; однако в большинстве своём посетительницы, как правило, были нетерпеливы, надменны и очень часто капризны. Я никогда не забуду тот день, когда миссис Ни́льсон пришлось уйти домой из-за сильной головной боли и мне поручили занять её место и продавать платья. Вскоре я выяснила, что труднее всего угодить покупательнице, которая привела с собой свою подругу, "чтоб помочь выбрать пару шмоток". Обычно подруга была крайне критична и, сидя на стуле рядом с высоким зеркалом в примерочной, "разбирала на части" одно принесённое платье за другим. Быстро выкуривая одну за одной сигареты, она, не обращая внимания на продавщицу, говорила вполголоса, но совершенно отчётливо, как бы всё равно обращаясь к той в третьем лице: "Просто ужасно, моя дорогая! Скажи ей, что ты не привыкла к такому уродству и она должна принести что-то поприличнее … Скажи ей,
