Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
Некоторые клиентки применяли к нам мелкие, но подлые хитрости, и те были ужасно неприятны! Например, одна очень известная, безмерно богатая женщина выбрала изысканную дорогую диадему со стразами, которую она намеревалась надеть в тот же вечер в оперу. "Запишите на мой счёт, заверните и сразу отдайте мне – как раз сегодня я её надену", – повелительно бросила она "заботившейся" о ней миссис Ни́льсон, и та, естественно, проделала всё сказанное. Ранним утром следующего дня, ещё до приезда мисс Уи́нтергрин, просматривая в газетах раздел светской фотохроники, мы все увидели несколько фотографий миссис X в той самой диадеме, которую она вчера купила в "Дельфине". Каково же было наше удивление, когда час спустя упомянутая дама явилась с украшением, в котором она, согласно газетам, присутствовала накануне вечером в опере, а теперь преспокойно вручила миссис Ни́льсон со словами: "В конце концов, я и подумать не могла о том, чтобы надеть в свет столь дешёвого вида вещь. Примерив её вчера вечером дома перед зеркалом, я поняла, что это так, поэтому и возвращаю обратно. Потрудитесь вычеркнуть её из моего счёта". Я в ужасе посмотрела на миссис Ди́ксон, но та лишь пожала плечами, а позже заметила: "И подобное тоже случается нередко".
Однажды мистеру Ти́мсону пришла в голову бредовая идея: заставить меня просмотреть все адреса и телефонные номера наших клиенток в телефонном справочнике, сверяя их с карточками в нашей картотеке, – прескверная задача, на выполнение которой у меня ушло много дней. Поскольку у него для такой работы имелось много офисных девушек, он, вероятно, поручил её мне, дабы отомстить за те моменты, когда я смеялась над ним на глазах у всех остальных, и худшей мести он не мог бы придумать. После нескольких часов корпения над этой бесконечной книгой я начинала так нервничать, что едва могла усидеть на месте, тогда как фамилии и цифры плясали перед моими усталыми глазами. Когда же миссис Ди́ксон, не в силах более терпеть мои муки, рассказала обо всём мисс Уи́нтергрин, та передала, чтобы я немедленно прекратила, поскольку поиск адресов не имеет абсолютно никакого отношения к моим обязанностям хостес. А в качестве кульминации Мари, миниатюрная кладовщица, подбежав ко мне, радостно прошептала на ухо, что мисс Уи́нтергрин сделала мистеру Ти́мсону за эту его выходку жуткий разнос. Забавная маленькая Мари, с пятнистым лицом, похожим на камею, низенькой плотной фигурой и привычкой постоянно тихонько напевать себе под нос одну и ту же песню: "Может, позвонит он, может, пригласит он, может, передаст привет по ра-ди-о-о-о". Я часто размышляла, сделал ли "он" в итоге хоть что-то из перечисленного, и надеялась, что "он" был добр к ней, поскольку Мари являлась очень милой девчушкой.
После нескольких идиотских месяцев работы хостес, то есть швейцаром меньшей значимости, чем Фред, который, в конце концов, открывал и закрывал двери, провожал дам от и до их авто и помогал им преодолевать ступеньки, мне была предложена должность помощницы дизайнера интерьеров, которую я с радостью приняла. Мне было очень жаль прощаться с продавщицами и манекенщицами, к которым я успела привязаться, но одновременно я чувствовала большое облегчение от осознания, что моим "приветливым улыбкам и приятным фразам" действительно пришёл конец и что я наконец могу рассчитывать на настоящую, осмысленную работу.
Пятеро ухажёров
Моей новой нанимательницей была миссис Бёртон – низенькая, ужасно энергичная женщина лет пятидесяти, с седыми волосами, розовыми щеками и пенсне, которое у неё постоянно сползало с носа. Она была нервной и взвинченной, но почти всегда жизнерадостной и очень трудолюбивой. Её скромная квартирка в одном из новых домов, расположенном всего в паре кварталов от фешенебельного района, где обитали сплошь миллионеры, состояла из крошечной прихожей, узенькой гостиной, комнаты побольше, служившей одновременно и спальней, и столовой, а также маленького кабинета, втиснутого между санузлом и кухней. Именно в этом кабинете я и просиживала весь день, отвечая на телефонные звонки, кропотливо набирая одним пальцем письма и приводя в порядок рабочие папки. Так как миссис Бёртон была из хорошей семьи и с хорошими связями, она почти всегда имела дело с очень богатыми людьми и, пока я работала у неё, создала интерьеры довольно многих изысканных квартир и частных домов. Дав мне ранним утром поручения на день, она обычно исчезала до пяти часов вечера, разъезжая по всему городу на своём старом форде "Лиззи", снуя туда-сюда в неистовой активности, делая сотню дел за час, никогда не отдыхая, даже не расслабляясь, то есть всегда "крутясь как белка в колесе". Иногда она всё-таки заскакивала в полдень, чтобы дать мне новые указания или же взять с собой на ланч, но это случалось нечасто, и в основном я проводила свои дни в полном одиночестве в её компактном офисе. За исключением тех случаев, когда звонил телефон, я часами не слышала ни звука, а поскольку работы у меня было не так уж много (и я не могла позволить себе в рабочее время читать или писать в дневник), время тянулось ужасно медленно, и я приходила в сильное беспокойство, с нетерпением поглядывая на часы. Но однажды произошло странное событие, от воспоминаний о котором мне до сих пор делается нехорошо. Вот как это было.
Я сидела за своим столом и печатала одно из тех бесконечных писем, которые дизайнеры интерьеров отправляют фирмам, поставляющим им товары ("Джонсон и Фолкнер", "Чейни" и так далее), когда внезапно зазвонил телефон и мужской голос спросил миссис Бёртон. Я ответила, что её сейчас нет, а его, похоже, сильно позабавил мой русский акцент, и, сообщив мне об этом, он потом довольно долго поддерживал со мной разговор. После этого он стал звонить мне каждый день, обычно в районе
