Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

Он огляделся в поисках поддержки. Пара игроков кивнули. Остальные делали вид, что изучают свои карты.

– Оно бы давно зашло, если бы Англия не использовала в своих войнах индийских солдат, – хмыкнул доктор.

Капитан, вспыхнув, уставился на доктора, тот же безмятежно улыбался ему в ответ.

– Однако мы не разговаривать о политике тут собрались. А перекинуться в картишки. Не так ли, приятель?

Я привалилась к буфету. Живот скрутило. Отдышавшись, я вернулась к столу со стаканом воды и протянула его доктору Стоддарду. Он взял мою руку в свои, и я замерла от неожиданности.

Доктор не мигая смотрел на меня своими совиными глазами. И негромко произнес:

– Как я вас учил.

И вдруг я снова это почувствовала. Тепло и одобрение, с которыми отец мог бы учить сына играть в крикет. Или показывать дочери идеальную подачу в теннисе.

Я придвинула стул к столу. Бросила деньги доктора в общую кассу и сосредоточилась на игре, а не на том, как неловко себя чувствую. Заглянула в свои карты, прикинула, что должно было остаться на руках у игроков.

В этом раунде я выиграла. В следующем тоже. И дальше уже не проигрывала. Горка серебра и фунтовых банкнот теперь собралась возле меня. Я так погрузилась в игру, что не услышала, как доктор объявил, что устал и хочет полежать. Очнулась, лишь когда остальные игроки вздохнули с облегчением.

Доктор смахнул мой выигрыш в лежавший у него на коленях плед. Только тут я поняла, что игра окончена. По крайней мере, та часть, участие в которой принимала я.

Как в тумане, я вывезла кресло из прокуренного салона.

– Что это было?

– Как вы себя чувствуете? – с улыбкой спросил доктор.

– Чертовски хорошо, старый жулик.

Он рассмеялся. И я тоже.

И верно, чертовски приятно было наблюдать, как все они по очереди растрачивают свою самоуверенность. В какой-то момент я бросила переживать, что спущу все деньги доктора, и сделалась… Какой? Бесшабашной? Смелой? Дерзкой? Да какая разница! Главное, мне это понравилось! Может, именно об этом говорила мама, когда уговаривала меня не бояться рисковать? Должно быть, вот так же кружилась у нее голова, когда она познакомилась с отцом и решила поставить на карту все. А Мира чувствовала себя так каждый день. Бояться жизни и прятаться в тени, как я делала всегда, было для нее проявлением слабости. Если ей хотелось писать то, чего прежде не писал никто, она долго не раздумывала. Если ей хотелось с кем-то переспать, ей не требовалось ничье разрешение.

– С этим вы сможете поехать всюду, куда захотите, моя дорогая, – доктор указал на лежащий на пледе выигрыш.

Никогда еще я не видела столько денег! Даже губу прикусила. Вот бы мама была здесь! Впрочем, тогда она сказала бы, что несправедливо забирать себе все. И я была с ней согласна.

– Доктор, деньги наши общие.

Он с усмешкой погрозил мне скрюченным пальцем.

– Дорогая, не упрямьтесь! Вы сегодня чемпионка! Просто наслаждайтесь!

– Пятьдесят на пятьдесят?

Он покачал головой.

– Да ни в жизни. – И, помолчав, добавил: – Теперь насчет вашего отца…

Сердце забилось быстрее. Может, в ту ночь после портвейна и скотча я сказала что-то лишнее? Я катила кресло и не видела сейчас лица доктора.

– Моя дорогая, мы, британцы, причинили много вреда вашей стране. А платить за это приходится вам.

Он закинул руку за спину и погладил меня по предплечью. К глазам подступили слезы.

Дорогая мама!

Доктор Стоддард считает, что я должна найти отца. Вернее, он не говорил об этом прямо, но я поняла, на что он намекает. Но зачем, мам? Он бросил нас в Калькутте ни с чем. Как он мог так поступить с нами?

Расскажу кое-что, что видела в пять лет и о чем до сих пор никому не говорила. Мы тогда жили в одном доме с другой семьей, в которой было четверо детей. Мы с тобой делили крошечную комнатушку, куда влезали только чаркха и комод. А весь остальной дом занимала та семья. Мы с ними не общались, хоть девочки там были мои ровесницы. Одна из них в первый день плюнула в меня. (Помнишь, ты все спрашивала, почему я с ней не играю?) Как-то ночью мне приснился кошмар, что за мной гонится собака. Я проснулась и потянулась к тебе. Но тебя не было рядом, я вылезла из постели и пошла тебя искать. В доме было тихо, та семья на несколько дней уехала на свадьбу. И я вдруг поняла, что могу расхаживать где хочу. Забыв про свой кошмар, я стала бегать из комнаты в комнату. Трогала кукол тех девочек. Двигала шашки по доске, хоть и не умела играть. Рылась в их одежде. Потом пошла в кухню поискать печенье, но вдруг увидела возле обеденного стола тебя. Я хотела окликнуть тебя, но почему-то не сделала этого. Ты стояла, навалившись на стол животом. Сари было задрано тебе на бедра. Лица мужчины, который стонал, склонившись над тобой, я не видела, но по бороде поняла, что это хозяин дома. Ты же не издавала ни звука. Сердце колотилось так сильно, что я, казалось, слышала его стук. Я тихо шмыгнула в нашу комнату и накрылась одеялом с головой. Но сцена все равно стояла у меня перед глазами. И я знала, что это плохо. Вот что бегство отца сотворило с нами, с тобой. У тебя оно отобрало гордость, а меня сделало свидетелем твоего позора. Расскажи я доктору об этом, по-прежнему бы он хотел, чтобы я нашла отца?

«Вице-король» должен был сделать остановку в Суэцком канале, чтобы могли сойти пассажиры, ехавшие до Каира. Затем пароход отправлялся через Средиземное море в Стамбул.

Я очень скучала по Амиту. Каждый день писала ему письма в своем блокноте. Отправить их на адрес больницы я не могла. Что бы подумали о нем коллеги, узнав, что он получает корреспонденцию от опозоренной незамужней медсестры? А домашнего его адреса я не знала. Иногда, бродя по палубе, я представляла, что мы с ним гуляем тут под руку и разговариваем, как тогда в тонге по дороге в дом Дева Сингха.

Дорогой Амит!

Никогда еще я не видела так много воды и такого огромного пустынного пространства! В Калькутте, Бомбее и других местах, которые мы с мамой повидали во время переезда, нам встречались лишь зеленые леса и поля. А берега Суэцкого канала окрашены в один цвет – песчаный. Временами мы видим погонщиков верблюдов, рабочих, разгружающих маленькие