Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши
Я расхохоталась, представив себе эту картину.
– А мама ваша ездила с вами?
Эдвард перестал хохотать и криво улыбнулся.
– Она умерла, когда мне было восемь.
– О, простите, мистер Стоддард.
– Пожалуйста, зовите меня Эдвард. Она была милая. Но папа мне ее заменил. Стал одновременно и отцом, и матерью. Учил танцевать и прикалывать бутоньерку на костюм. Я знаю и женскую, и мужскую партии. Я знаю обе партии. Хотите, покажу?
Я и оглянуться не успела, как он положил руку мне на спину, закинул мою ладонь себе на плечо, и мы заскользили по проходу между прилавками. Он так уверенно вел меня, что мы ловко огибали остальных покупателей. Продавцы выглядывали из-за прилавков и таращились на нас. Я никогда не умела двигаться плавно, но с Эдвардом чувствовала себя великолепной танцовщицей. Он закружил меня, и я успела поймать взглядом наше отражение в большом зеркале возле одного из лотков. Неужели это я? Будь здесь Мира, она бы улюлюкала и аплодировала. Эдвард, все так же кружа меня, приблизился обратно в лавке сладостей, возле которой нас ждал доктор Стоддард в инвалидном кресле.
– У вас природный талант, – сказал он мне.
И никак не хотел отпускать мою руку. А мне почему-то тоже не хотелось, чтобы он ее отпускал.
– Я уж и не знал, вернетесь вы за мной до вечера или нет, – проворчал доктор Стоддард. И лукаво улыбнулся.
Эдвард поклонился мне, словно мы станцевали котильон. Несмотря на природную сдержанность, мне не удалось скрыть, как мне приятно подобное обращение. Я даже подалась вперед и поцеловала его в щеку. Настал его черед краснеть.
– Попробуйте, моя дорогая. Все равно что вдыхать аромат розы. – Доктор протянул мне розовую сладость, и я откусила кусочек.
Как по мне, штука оказалась слишком сладкая и липкая, но он был прав. Пахла она розами.
Потом доктор с сыном пригласили меня пообедать в кафе возле базара, где Эдвард часто бывал. Он и сделал заказ. Нам принесли дымящиеся бараньи кюфте, от которых шел аромат жареного чеснока, лука, зиры и корицы. Подали салат из огурцов, помидоров, оливок и зеленого перца, заправленный лимонным соком и уксусом. А на гарнир – чечевицу в томатном соусе. По индийской традиции мы делились друг с другом едой из наших тарелок. Эдвард смеялся, заметив, что мне очень понравилась баранина. Под соусом она была похожа на индийские кофта.
За соседним столом двое мужчин играли во что-то вроде нард на доске розового дерева, инкрустированной перламутром.
Эдвард заметил, что я наблюдаю за ними.
– Эта игра называется тавла. Проигравший должен сунуть доску под мышку и уходить так, чтобы все видели, что ему еще учиться и учиться дома.
– Но вам, моя дорогая, – склонился ко мне доктор, – ни за что не пришлось бы этого делать.
Из его уст это была лучшая похвала.
Эдвард откусил кюфте и заметил:
– Мне он такого никогда не говорил. Вы, должно быть, обставили отче на кучу денег.
Его глаза цвета красного дерева слишком долго смотрели мне в лицо, и я отвела взгляд. Кокетничать я никогда не умела. Да у меня и возможности не было попрактиковаться в этом ремесле. И снова мне захотелось стать другим человеком, кем-то вроде Миры. Как она лихо пикировалась с Девом Сингхом. Мне и суховатый юмор Амита нравился, но отвечать ему тем же я не умела. В моем мире существовали только мать, больничные сестры и соседи вроде Фатимы, жившей напротив. Может, поэтому мама хотела, чтобы я поехала за границу?
Я силилась придумать, что сказать Эдварду. И вдруг вспомнила, как доктор вязал свитер.
– Сколько лет вашей дочери?
– Дочери? – нахмурился Эдвард. – Я не женат.
Щеки вспыхнули. Я обернулась к доктору.
– Вы сказали, что вяжете свитер для внучки…
Тот негромко рассмеялся. И достал из-под прикрывавшего колени пледа голубой мохеровый свитер.
– Вы, должно быть, ослышались, моя дорогая. Он для вас. В местах, куда вы едете, порой бывает ужасно холодно.
– О, – только и смогла выговорить я.
Он вязал свитер мне? Единственным человеком, кто когда-либо делал для меня что-то, была мама. Я развернула подарок – кардиган с длинными рукавами на пуговицах из слоновой кости. Я погладила шелковистый мохер.
Взглянула на доктора, и тот просто сказал:
– Пожалуйста.
Мне не хватало слов. Я вскочила и бросилась его поцеловать.
– Боже, – рассмеялся он. – Хватило бы и простого спасибо.
– Хорошая работа, пап, – похвалил Эдвард. – А мой где?
– Не глупи, Эдвард. А теперь скажи мне… ты же вроде с дипломатами работаешь?
Официант принес нам турецкий кофе. Я никогда еще не пробовала такой густой и горький напиток. И одного глотка мне хватило.
Эдвард, вскинув бровь, бросил в крошечную чашечку два куска сахара и сделал глоток.
– Отче, тебе отлично известно, что я работаю в британском посольстве.
– Точно. Тогда, вероятно, ты не откажешься раздобыть для сестры Фальстафф кое-какие нужные ей сведения?
– Куда вы сейчас направляетесь? – спросил меня Эдвард.
Последние слова доктора застали меня врасплох. Я не знала, где работает Эдвард, и не ожидала, что доктор станет за меня платить. Я много думала о том, как поеду по маршруту Миры из Праги в Париж, а потом во Флоренцию, но теперь, когда дорога была открыта, мне было тревожно. Может, из-за кофе, а может, потому что дальше мне предстояло ехать одной. И я вдруг испугалась, что не справлюсь с таким путешествием в одиночку. С доктором Стоддардом я была в безопасности, в хороших руках, он объехал весь мир и сопровождал меня на корабле и по дороге в Стамбул. А через час мне предстояло одной сесть в поезд, который направится в города, о которых я до сих пор могла только мечтать. И моя отвага постепенно угасала. Баранина, которой я так восхищалась, тяжестью осела в желудке.
Я сглотнула комок в горле.
– Э… В Прагу. Париж. Флоренцию. – На последнем слове я подавилась и потянулась за стаканом воды.
Рука дрожала. Я заметила, как доктор с сыном переглянулись.
Эдвард взял мою чашку и осушил ее в два глотка.
А кофейную гущу вылил в блюдце.
– Ахмед предскажет, что ждет вас
