Соль Вычегодская. Строгановы - Татьяна Александровна Богданович

А через минуту дверь опять распахнулась, и Иван выскочил назад, таща за волосы сторожа.

– Ты все, ты все, смерд проклятый! – кричал он. – Сказал – убью.

Он бросил его на лестницу и стал топтать ногами.

Данила испугался.

– «А ну, как впрямь убьет, – подумал он, – отвечать придется – не наш холоп».

Он побежал через площадь и закричал:

– Батюшка, за что ты его? Брось лучше!

Иван выпрямился, оглянулся и завопил:

– Хвостишь, щенок! За отцом шныришь!

Данила со страху чуть не сел на снег, но опомнился и что есть духу помчался вдоль тына. Иван бросился было вдогонку, потом плюнул и повернул обратно к собору. Но сторож, как только Иван оставил его, скатился с лестницы и забился под крыльцо в кучу мусора.

Иван махнул рукой и пошел домой.

Казаки

Орёлка бродил как потерянный с тех пор, как Данила велел его выпороть. Своими бы руками задавил проклятого. Товарищи были, а он… зверь, как и отец. Убежать бы от них, где бы и не слыхивали про Строгановых.

Летом с варниц не уйдешь. А зимой варничные работники ездили в санях далеко от Соли лес рубить, топливо заготовлять. И Орёлка с ними. Тут бы в самую пору уйти. После работы в обед заваливались все по саням спать. Пробовал Орёлка подбивать Артюху с Сысойкой – они с ним теперь дружней жили. Уговаривал их – забраться втроем в одни сани и, когда другие работники захрапят, удрать. Да никак не сговориться было с ними. Трусили. Вот и сейчас – поели, на Орёлку и не глянули, завалились спать в одни сани с другими работниками.

Сюда они все приехали в трех санях. Орёлку тоже кто-то позвал из саней, но он и не откликнулся. Сел на пенек и чуть не заревел со зла. Неужели так и не надумает он ничего? Холод стал пробирать. Орёлка вскочил, потоптался на месте, похлопал руками, хотел было в сани залезть, а потом плюнул, надвинул шапку на уши, залез с ногами на ствол срубленной сосны, привалился к веткам да и заснул. Проснулся – что такое? – шум, крик, лошади, шапки бараньи. Всю просеку запрудили. Казаки, что ли?

Окружили передние сани, кричат чего-то, хохочут, стегают плетками работников, один саблей машет. А работники только глубже в солому зарываются. И на других санях ни один не шелохнулся. Старший с кривой саблей опять закричал что-то. Один казак спрыгнул с седла, отвязал лошадь с санями от дерева, вывел на дорогу и хлестнул плетью. Лошадь сразу понесла вскачь по дороге.

У Орёлки в глазах потемнело. В полон забрали, стало-быть! Он соскочил с сосны и бросился между лошадьми к старшему казаку.

– Куда ты их? – кричал он. – Вор! То ж работные люди, холопы. Нет у их ничего.

Казак как взглянул на Орёлку, так и покатился со смеху.

– Эге, крикнул он, – вот так вояка! Не забоялся. Чего ж с ими делать? Мы их про дорогу пытали, а они молчат, словно оглохли. Ну, мы их малость побудили. Ты дорогу на Соль ведаешь? – Ведаю, – сказал Орёлка.

– Ну, геть с нами. Залазь на коня, эй хлопцы киньте их!

Казаки отстали от саней и вернулись на просеку, веселые, красные. Махают плетками, гикают.

– Эй, ребята! – крикнул старший, видали, какой вояка? Один на все войско донское пошел. То теперь наш атаман. Гей, атаман, веди нас на Соль!

Орёлка робко оглянулся на сани. А там точно и нет никого. Только тулупы горой лежат, и валенки торчат. А голов совсем не видно. С передних саней, как только казаки их кинули, работники кучей вывалились в снег и побежали в лес. Взглянул Орёлка на старшего, – точно знакомый кто-то. А тот глядит на него и усмехается. Что тут будешь делать? Один казак посадил Орёлку на лошадь, хлестнул ее, и Орёлка поскакал вперед по дороге.

* * *

Когда Орёлка под вечер пробирался в варницы, он об одном только и думал: вот бы с кем уйти! Те, небось, никого не боятся. «Наши-то работники, – вспоминал Орёлка, – забились в солому, словно мыши в овине. Да что холопы, – как посадом ехали, весь народ по избам разбежался, ворота позапирали. А казаки едут себе, хохочут, шутки шутят».

Когда работники вернулись из лесу, они сильно удивились, что Орёлка уж дома. Стали расспрашивать, что с ним те казаки сделали и куда он их привел. Орёлка сказал, что привел он их на хозяйский двор. Сам хозяин их встретил, обрадовался, а начальника их в хоромы к себе повел.

– Ага! – крикнул Сысойка, – то и я мекал, он – тот летошний казак, что с хозяином в поход ушел.

– Так, – сказал Орёлка, – Гуляй-Лобода его звать. Ноне тож с хозяином в поход пойдут царство воевать.

– Вишь ты, – вздохнул Надейка, неймется нашему-то. Нет, чтоб промысел блюсти.

– Надейка-то наш, – засмеялся Артюха, одна у его забота – промысел. Не плачь, Данилка останется, он те соблюдет!

Грамота с прочетом

Иван Максимович очень был рад казакам. Лобода привел полную сотню, как обещал, и не таких, как прошлый год Мелеха нанял, – на конях, с оружием, строю воинскому обученные, настоящее казачье войско. И Федька по-время вернулся. Правда, на товаре большой убыток взял – полторы сотни на тысяче, да зато все по списку закупил, что велел Иван Максимович. Можно бы хоть сейчас в путь. Но как назло зима крутая выдалась. Пост великий настал, а морозы – как в Рождество. Иван злой ходил: не терпелось ему в путь уехать.

А Лобода нашел себе забаву – устроил катанье в санях с берега на Вычегду. Подговорил Данилу, попросил Ивана дворовых девок отпускать после обеда. Холопы расчистили дорогу от самого собора до средины реки. Только пообедают, хозяева спать уйдут, а Лобода с Данилкой на берег, и девки из челядиных изб за ними. Веселье на берегу поднимается, визг, хохот.

На вербной неделе, перед вечером, только что они разыгрались, вдруг с московской стороны бубенцы раздались. Данилка выбежал на площадь – думал, не к ним ли кто. Нет, на мостик не выехали, свернули на воеводский двор. Немного погодя из воеводского двора опрометью выскочил Акилка, перебежал Солониху на Соборную площадь и прямо в строгановские ворота.

– Эх, – сказал Данила, – не пойти ли домой? К батьке, видно, воевода послал.

– А ну его к бесу, сказал Лобода. Поиграем еще малость.

Акилка вошел в ворота,