Сад чудес и волшебная арфа - Джанетт Лайнс
Лаванда сделала еще несколько венков с совами, но продала немного: на привокзальном рынке людей нынче было мало, да и запасы у нее в любом случае были ограничены. Погода стояла слишком сырая, чтобы ходить в лес за ветками и шишками. Всерьез сдерживал и страх заболеть пневмонией, ведь именно эта болезнь вырвала мать из мира живых. Лаванда и так достаточно рисковала, когда, промокшая, окоченевшая, стояла у железнодорожных путей и торговала венками.
Утром в канун Дня Всех Святых Арло Снук был сам не свой, предвкушая выступление провидицы. Ходили слухи, что в связи с этим событием в Бельвиле будет очень много людей на лошадях. Парень проработал допоздна, а потом встретился с Лавандой на площади и дал ей денег на билет. Многие поначалу принялись жаловаться на слишком высокую цену, но тут же, не сходя с места, сами себе объяснили, что на воссоединение с любимым человеком никаких денег не жалко. И это, без сомнения, стоило всех монет, припрятанных в консервной банке под завинчивающейся крышкой.
С утра моросил мелкий дождь. После обеда лучше не стало – дождь полил стеной. Лаванда вскипятила воды из дождевой бочки и вымыла голову. Хоть в гадальной палатке Аллегра Траут вела себя весьма враждебно, Лаванда осмелилась надеяться, что этим вечером она все-таки свяжется с духом ее матери. Может, во имя высшей цели, общения с потусторонним миром духовидица отбросит предрассудки. И даже позволит Лаванде спросить у духа матери, где спрятаны деньги. И – о смелая мечта! – поинтересоваться, не матушка ли недавно играла на арфе в гостиной? В предвкушении волшебного вечера Лаванда выбрала темно-бордовое бархатное платье с двойной юбкой, любимое платье матери, которое та всегда надевала, когда выступала с концертами. Может, платье принесет удачу, притянет дух матери. Ибо кто не порадуется, оказавшись хотя бы рядышком с любимым нарядом?
Если в светлое время Лаванда спокойно прохаживалась по улицам и даже по лесу, темнота же нашептывала совсем другую историю. Проводить девушку в здание суда было некому, но, к счастью, идти предстояло недалеко. Тем не менее для защиты она повязала вокруг шеи тонкую, но прочную ленточку и прикрепила небольшой кусочек корня пиона и тысячелистник. Украшение, прямо скажем, странное, но ничего не поделаешь: на пути к зданию суда находится дом, где встречаются оранжисты. Оставалось только надеяться, что кто-нибудь из местных констеблей там дежурит.
Хорошо бы в канун Дня Всех Святых в бездонном октябрьском небе воссияла луна. И таинственно заухала сова. Трудно было не предаваться фантазии в эту ночь извечного волшебства. Но дождь продолжал лить. Ни луны, ни совы. Ну, хорошо хоть, зонтик есть. Деревня была переполнена, несомненно, из-за зрелища. Вдоль улиц установили дополнительные газовые фонари, рассчитывая сдержать буйство толпы и предотвратить возможные происшествия. Один такой фонарь озарял большую афишу, возвещающую о вечернем мероприятии. Привлекающим внимание витиеватым шрифтом Аллегра Траут восхвалялась в ней как «женщина непревзойденной красоты». Лаванда поплотнее закуталась в шаль и поспешила вперед. В здании суда собралась немалая толпа, и, хотя уже началась напряженная толкотня, в которой люди то и дело соприкасались телами, это странным образом сближало их, и никто не замечал, что Лаванда здесь одна.
Войдя в здание суда, она бросила условленную сумму в коробку, обшитую листочками из сусального золота. Большой промозглый зал быстро заполнялся, сам воздух в нем дрожал от предвкушения собравшихся людей. Лаванда втиснулась на одну из длинных скамеек в средней части зала рядом с незнакомой дамой. Справа заняла место другая женщина, постарше, с волосами зимнего цвета. Она выглядела знакомой, скорее всего, покупала у Лаванды цветы на вокзале.
– Вы дочь Роско Фитча, покойного аптекаря, не так ли? – поинтересовалась пожилая дама.
Лаванда подтвердила.
– Ваш отец был прекрасным человеком. Всегда такой живой, энергичный, не просто даст хороший рецепт или совет, но и настроение поднимет. А вы, верно, надеетесь здесь с помощью навыков мисс Траут пообщаться с его духом? Хорошая мысль, может, удастся уговорить его выписать нам какие-нибудь лекарства, поскольку новый аптекарь – жалкий неудачник, который ничуть не заботится ни о своей работе, ни о клиентах. Право слово, после смерти вашего батюшки мы все стали больше болеть.
Лаванда не знала нового аптекаря. Передачей отцовского бизнеса занимался нотариус, которому она заплатила.
– Я не могу комментировать методы нового аптекаря, мадам, но с духом отца пообщалась бы с радостью, да. Как и с духом матери.
– Мы все кого-то потеряли, – посетовала седая дама. – Если не холера, то огонь, вода, коровья оспа или просто безжалостное колесо времени, перемалывающее все на своем пути.
Этот неожиданный философский демарш произвел на Лаванду впечатление. Дальнейших комментариев, похоже, не требовалось, да и в любом случае дама погрузилась в тягучее тесто своих глубоко личных мыслей.
В зал продолжали входить люди и тут же принимались искать свободные места. От их шарканья то и дело возникал гулкий шум, от которого Лаванде, по правде говоря, становилось легче, поскольку можно было не разговаривать с соседями. Дни, проведенные в одиночестве за плетением венков, штопкой чулок, бесконечными унылыми обедами из капусты и старанием не думать о Роберте Трауте, подорвали ее общительность. Девушка оглянулась через плечо: теперь зрители толкались уже на стоячих местах вдоль задней стены зала. До нее донесся слабый запах виски вперемешку с табаком, туалетной водой, запахами потных человеческих тел и конюшни.
Внимательнее рассмотрев толпу, Лаванда узнала разносчиков с привокзального рынка, женщин, покупавших у нее цветы, нескольких ведущих предпринимателей Бельвиля. Мистер Блэклок из чайной лавки. Хозяин газового завода. Торговец стеклом. Железнодорожные и иные чиновники с пышнотелыми женами.
