Сад чудес и волшебная арфа - Джанетт Лайнс
Миссис Клемент Роуз с другого конца зала деликатно пошевелила пальцами, а рядом с ней, словно статуя, стоял мистер Роуз. На некоторых дамах были шляпки как у пророчицы, но вот ни одного такого же алого бархатного плаща, который был на Аллегре в тот день, когда она сошла с поезда, Лаванда не видела. Должно быть, подобный оттенок оказалось сложно воспроизвести.
Семейство Моуди, похоже, отсутствовало, хотя Лаванда могла их просто не видеть, а может, у них была частная встреча с Аллегрой Траут. Многих людей Лаванда не знала, возможно, они приехали из соседних деревень или Кингстона.
С одной из соседних скамеек приветственно кивнула госпожа Тикелл. Лаванда ответила тем же. Художница держала наготове блокнот для рисования, несомненно, чтобы незамедлительно запечатлеть образ знаменитой духовидицы или любых духов, которые могут появиться в видимой форме.
Прошло несколько минут, прежде чем все скучились в зале, «как в третьем классе», услышала Лаванда чье-то саркастическое замечание. Дождливая погода, похоже, мало кого отпугнула. По всему периметру горели канделябры, за исключением кафедры, где во время заседания суда обычно председательствовал судья. Сегодняшним их судьей будут собственные глаза. Затемненная область оставалась в сумраке, если не считать тусклого, колеблющегося огонька свечи.
Желудок у Лаванды скрутился узлом. Она ощутила присутствие четвертого измерения. Возможно, в параллельном мире, словно зеркальные отражения живых, так же томились ожиданием духи.
Как раз в тот момент, когда дружное ожидание толпы сменилось нетерпением, к передней части кафедры из темноты вышел Роберт Траут, облаченный во все черное. Из-под пальто выбивались хвосты фрака. Цилиндр, по всей видимости, тот же, что и на вокзале. Никаких признаков «Листьев травы». Перчатки такие белые, что руки двигались, казалось, отдельно от тела, словно светящиеся голуби. Говоря, он беспрерывно жестикулировал, посылая этих мерцающих голубей в трепещущий полет, как будто выпуская из какой-то клетки в темноте.
Потрясенные зрители разом вдохнули, потом выдохнули, особенно те, которые раньше, вероятно, не видели ужасную, обезображенную, покрытую шрамами половину лица Роберта. Девушка вспомнила тот день на вокзале и как страшно было ей самой в первый раз смотреть на это. Мерцание канделябров углубляло малиново-свекольный оттенок кожи и уродливых шрамов, придавая им зловещую багровость.
Лаванда в очередной раз пожалела Роберта, ибо, хотя отвращение, исходящее от толпы, ему приходится испытывать на каждом представлении, вряд ли он когда-нибудь сможет к нему притерпеться и не обращать никакого внимания на эти спонтанные проявления. Ни один здравомыслящий человек не в состоянии привыкнуть, что его воспринимают словно экспонат из цирка уродов. Именно поэтому, по мысли Лаванды, Роберт терпеть не мог гастроли.
И ей сразу припомнилось повеление Аллегры держаться от него подальше. А то что? За неповиновение ей, скорее всего, откажут в возможности связаться с духом матери. Но чуткий человек, любивший цветы и поэзию и путешествовавший по миру, в корне отличавшийся от всех, кого девушка когда-либо встречала, зачаровывал ее, притягивал к себе, подобно сирени или жимолости. Приказ Аллегры был несправедлив. Ведь и Роберт, и Аллегра были перелетные птицы. Странники, оба. Гости, причем часто непрошеные. Прилетели в Бельвиль ненадолго. И улетели.
Теперь, стиснув руки-голуби почти как в молитве, Роберт заговорил.
– Жители Бельвиля, час настал. Вы долго ждали этой ночи. Некоторые из вас стали свидетелями высочайшего мастерства Аллегры в гадании по чайным листьям или на Таро в образе мадам Марлин. Но сегодня она единственная, неповторимая Прорицательница. Хотя я сам изобрел несколько хитроумных устройств, облегчающих контакт с миром духов, сейчас я не более чем аксессуар, придаток. Впрочем, платили вы не за то, чтобы посмотреть на меня, поэтому я без промедления представляю вам свою талантливую коллегу, чья репутация крепнет с каждым днем, Прорицательницу Аллегру Траут.
Посыл этого выступления был противоречив, и непонятно, как на него реагировать. Аплодировать? Похоже, никто не понимал. Вот все и сидели в подвешенном состоянии, притихнув. Роберт меж тем отошел в сторону. Его торжественная серьезность, официальность и пылающие канделябры задали тон.
Аллегра вышла, статная, высокая, в роскошном красном плаще. Из-под него на пол вокруг ног струилось платье, и было непонятно, на ней ли эти зловещие остроносые сапоги, хотя Лаванда могла бы поспорить, что да. Аллегра развязала плащ, он упал с ее плеч, и она небрежно прошла вперед. Платье цвета слоновой кости, оставлявшее шею открытой, было шелковым. Рукава длинные, собранные вокруг запястий. На голове черная шляпка с вуалеткой, затуманивающей черты, но не скрывающей ни больших темных сверкающих глаз, ни серьезного выражения лица. Из-под шляпки выбивались роскошные распущенные волосы. «Возможно, с распущенными волосами легче общаться с духами», – подумала Лаванда. Руки Аллегры были без украшений, без колец. Афиша ничуть не преувеличивала: Аллегра Траут действительно являла собой женщину непревзойденной красоты. Грациозным жестом она вытянула изящные руки и раскрыла ладони. Медленно развернула их, широко и многозначительно раскрыв глаза и намекая, что нигде у нее на руках не спрятаны никакие устройства. Голос, когда она, наконец, заговорила, звучал размеренно, был завораживающе низким и шел из самой глубины, словно у чревовещательницы.
– Такие, как я, наделены особым даром, и не просто даром, а обязанностью передавать остальным новости из духовного мира и будущего. Даром общения и пророчества. С последнего я и начну.
Ее слова отдавали заученным сценарием, что, по мнению Лаванды, не соответствовало обстановке. Впрочем, ведь Аллегра выступала уже бесчисленное количество раз и, возможно, просто привыкла произносить одно и то же на каждом представлении. Роберт ускользнул незамеченным, и все внимание теперь было приковано к Аллегре.
В зале воцарилась мистическая тишина. Аллегра Траут медленным церемонным движением подняла вуаль и забросила на шляпку. Ее поразительное лицо сделалось почти таким же белым, как перчатки Роберта. (Куда он делся?) Нижняя губа задрожала. Казалось, вот сейчас хлынут слезы.
– Грядет ужасная война, – ее хриплый голос звучал обреченно.
– Лучше расскажи-ка нам что-нибудь, чего мы не знаем! – вдруг пренебрежительно выкрикнули из толпы. Следом послышались приглушенные возгласы согласия, сдавленные смешки.
На лице пророчицы отразилось неодобрение.
– Люди, если вы хотите, чтобы мой дар проявился в полную силу, вам следует сначала освободить разум от предубеждений и скептицизма. Что же касается будущего, то это все.
– Нет, погодите! – Недоуменный женский голос из глубины зала. – Касательно будущего, что, никаких хороших новостей нет?
– Это все, – повторила Аллегра Траут.
Она на мгновение отвернулась, словно собираясь
