Ночной страж - Джейн Энн Филлипс
КонаЛи отпустила ее. Заходи к нам? Он почти каждый день уезжает.
Дитя, он всё узнает. Но я тебя вижу, КонаЛи. Я с тобой.
Дервла стремительно отошла – лошадь тянула повод, будто поторапливая.
•••
Через неделю Дервла снова приехала в город, у нее у самой закончился провиант. На главной двери бакалейного магазина висел пышный венок из черного крепа. Здесь, как и на Юге, так принято было оповещать о смерти. Венок был из черных атласных бантов, перевитых черных лент, черных шелковых роз, которые потом можно распродать модницам. Дервла подошла к заднему ходу. Не стучала, просто опустила ладонь на дверь в переулок. Выждала – знала, что он видел ее на улице.
Он открыл дверь, чистый, причесанный, очки на месте. Чего? У меня дел по горло.
Выходит, ты ей дал всё. Взял у меня и дал ей всё.
Заткнись, старуха. Ты тут стоишь только потому, что я тебе позволяю. Он вперил в нее гневный и грозный взгляд, понизил голос. Бери ее сундук, ее вещи. Гребни, побрякушки.
Тот, что приходил и звал тебя в прошлый раз, когда я тебе дала настойку.
Этот? Шаромыжник из повстанцев. Чаще стал захаживать с тех пор, как ты ему выделила те припасы.
Сложи лучшие ее платья и вещицы в сундук. Как в следующий раз его увидишь, отдай ему. Скажи, хочешь избавиться от ее побрякушек, теперь-то они в Лечебнице не понадобятся. Вот и решил раздать. А тут он подвернулся.
Что? А почему ему-то? Брошки и булавки я через некоторое время продать смогу…
В сундук сложишь только лучшие женины вещи – шелковую жакетку, юбки, исподнее, чулки. Туфельки. Кожаные башмачки. Сетки для волос, гребни.
А если нет?
А если нет, то я про товар, что тебе сменяла, молчать не стану.
Ведьма, сказал он. Никто тебе не поверит.
Но слухи-то поползут. Уж больно неожиданно она умерла, а ты про Лечебницу поговаривал. Она рассказать успела.
Как? Из своей комнаты, из-под замка?
Она по ночам в окно кричала, пока ты лежал пьяный. Кричала, что боится в Лечебницу, боится твоих кулаков. Голосила на всю улицу. Пела, подвывала.
Он покраснел – потому что поверил. На широком лбу выступил пот. Уходи, сказал он.
Твоя жена, сказала Дервла. Она была ведьмой. Ты еще чувствуешь ее жар.
Чокнутой она была. Ее больше нет. Закопана на церковном кладбище.
Что ты сказал пастору, горожанам? Что она в безумии выпила яда?
Он отвел взгляд. Она с лестницы упала. На голове след остался.
Ты дождался, пока она уснет, и сбросил ее вниз. Она зла на тебя. Чокнутая, говоришь? У чокнутых сила десятикратная, придет, заморочит тебя…
Он смотрел мимо Дервлы, ей за спину, будто оттуда на него таращился бес.
Никому не рассказывай, только этому. Горластому, которого называешь повстанцем-шаромыжником. Расскажи ему про Лечебницу. Что жена твоя очень хотела туда попасть ради отдыха и лечения, но ты упустил время, а теперь вот отдаешь ее вещи. Он ее власть над тобою на себя заберет.
Между ними, гудя, промчалась крупная стрекоза. Бакалейщик испуганно отшатнулся.
Пакуй вещи, сказала Дервла, ключ от сундука на ленточку прикрепи. Сундук отдай этому, шаромыжнику. Захочет убедиться – позволь, пусть вещи перещупает. Сам не прикасайся. Ему скажи – шелка, наряды приличной женщины. Он заберет с собой ее гнев. Если еще и украшения ее отдашь, заберет быстрее. И дальше. Ты его больше не увидишь.
Бакалейщик утер лоб рукавом. Сделаю, сказал он.
Так и спасешься, сказала ему Дервла и затворила между ними дверь.
•••
С верхнего кряжа смотреть удобно – она выжидала, порой замечала Папу, как он себя называл, но, если он и подавал какие знаки, ей они были невнятны. Был он как штормовой ветер, что шатает деревья. Она не встревала. Суета, после нее затишье. Истомившись ожиданием, она спустилась по тропке. Дверь в хижину стояла нараспашку. Пропали – все. Из кладовой исчезли припасы, утварь, перина, одеяла, от кровати остался один каркас. Пропал и матрасик КонаЛи, а вот одежда ее осталась. Через заднее окно Дервла увидела издохшую корову: та завалилась на бок и раздулась – того и гляди лопнет.
Корову мы разделывать побоялись, раздалось у нее за спиной, потому как незнамо, отчего она издохла.
Дервла развернулась и увидела вдову с той фермы, что к востоку по кряжу, – она подергивала ногой, укачивая ребенка, которого привязала к себе шалью. А ведь я бы могла ее спасти, сказала Дервла.
Ты знахарка сверху, сказала вдова. Подошла поближе, показала спящего младенца. Я близняшку взяла. Сама так и не смогла родить, так что мне оно в благодать. Еще он сказал забрать все, что приглянется, чтобы не пропало. Отдал мне Элизину лошадь, чтобы нам сюда доехать.
Ей так худо было? – спросила Дервла. Даже лошадь не понадобилась?
Да уж, она совсем плоха. Без языка да и почти без чувств. Он три дня как увез ее на повозке в Лечебницу. Сказал, там как в гостинице. Отдых, сказал, и лечение. Она у него была принаряжена, одежки он в городе раздобыл. Я ей волосы убрала по картинке из журнала – она дочке ее очень нравилась. Старшая вдова, которая в той стороне, она мальчуганов взяла. Ее-то сыновья на Войне сгинули.
А где КонаЛи?
Дочка? С ним уехала, за мамой ходить.
Он сбежал с двенадцатилетней девочкой?
Сбежал? Он же ее отец. Она его звала Папой. Как и все мы. Он мне иногда помогал по хозяйству, потому как других мужчин тут на кряже нет.
Дервла встретилась с ней взглядом. Вдова, хоть и не молодая, еще вполне могла понести. Наверняка он спал с нею, хотя она и не узница. Вы его Папой звали? – спросила Дервла. А имени своего он не говорил? Ежели человек по совести живет, станет он зваться Папой?
Женщина пожала плечами. Не пойму, о чем вы.
Неважно, ответила Дервла вдове. У вас девчушечка славная. Здоровенькая. Как вырастет, судьбу вам предскажет. Мамку ее жаль, она всё потеряла.
Он про лечение говорил, сказала вдова. Для таких, как она, тут слишком жизнь тяжелая. У малой никаких одежек нет, кроме этой обертки, но я ей нашью. Она выпростала лицо девочки из шали, ласково провела пальцем ей по лбу.
Дервла развернулась к старому сундуку, где лежали одеяла. Открыла, порылась, отодвинула взрослые в сторону – искала вещи КонаЛи. Достала шерстяной конвертик, который Элиза связала в ту зиму, когда КонаЛи родилась. Вот, возьмите, сказала она вдове. Подкладка из оленьей шкуры. На зиму – для ее сестры шили.
Вдова взяла конверт, прижала к ребенку. Ох, выдохнула она. Благодарствуйте.
Надеюсь, Элиза ко мне вернется, ответила Дервла, если очухается. Но с малой мне не управиться. Пусть девочка у вас останется, растите ее как свою…
Обязательно. Я Элизе обещалась, хотя она и не поняла. Вдова отвернулась, призадумалась. Знаете, сказала она, у меня две лошади, не с руки мне еще и третью кормить. Может, вы ее лошадь к себе возьмете? Тогда, если она вернется…
Как скажете, ответила Дервла.
Тут назад нам идти в охотку – в такой-то день. Жаль мне, что вы не знали… про отъезд Элизы. Оно так внезапно…
Дервла кивнула. И к лучшему, сказала она.
Они вышли вместе. Дервла стояла и смотрела вслед, пока вдова не скрылась из виду. Потом взяла лошадь под уздцы, поправила седло и пустые переметные сумки. Вдова не позарилась на книги КонаЛи, бывшие книги Элизы, а Дервла забрала их почти все, еще кобальтовую тарелочку из детской комнаты своей Родненькой, комнаты, которая была размером больше этой хижины. Помнится, еще в три годика Элиза спросила, может ли Дервла стать ее мамой. А когда она ответила девочке, что ее родненькая мама ушла
