Между молотом и наковальней - Михаил Александрович Орлов
Что на это ответить? Оставалось только пожать плечами.
– Может, и так, но мы выехали их Мариенбурга по весне, – ответил молодой человек и в свою очередь поинтересовался: – Чего тебе надо от меня на сей раз? Чую, неспроста с тобой встретились…
– Вестимо! За тобой должок, помнится? Пора его отдавать, али на Москве иные порядки? – прищурился знакомец.
– Здесь, как и везде, Тарас, долги отдают, не сомневайся…
– Меня интересуют намерения московского князя относительно его тестя Витовта. Не собираются ли он вместе с тестем воевать Литву? Уж расстарайся, разузнай это, и получишь дополнительную мзду, а старый долг тебе простится… Лады?
– Попробую, но удастся ли только? – неопределенно пожал плечами Шишка.
– Коли понадобятся деньги, помогу, в разумных пределах, разумеется. Встретимся в ближайшую среду после обедни у храма Михаила-архангела. Меня не ищи, сам к тебе подойду, – молвил коморник и шмыгнул в ближайший переулок.
Шишка хотел было спросить еще о чем-то, сделал несколько шагов вслед, заглянул за угол, но никого не узрел. Переулок оказался пуст, Тараса и след простыл. Вдоль проезда с обеих сторон стоял бревенчатые заборы – и ни души. Чертовщина какая-то! Меж тем Прокша, стоя в неприметной нише в пяти саженях от угла, думал: «Хитер шельмец, с ним надо поосторожней, а то все простачком прикидывается…» Дождавшись, когда хруст шагов Шишки затих, выглянул наружу…
Поразмыслив, что делать дальше, рында посчитал, что лучше поплатится за преданность, чем за предательство, и, забыв о рукавицах, повернул к великокняжескому двору.
Василия Дмитриевича застал по-домашнему – в рубахе до пят, играющим на ковре со своим полуторагодовалым братцем Константином Дмитриевиче. Только недавно научившись ходить, тот неуклюже топал по горнице, переваливаясь с ноги на ногу, точно утенок. Великий князь с умилением наблюдал за ним.
– Государь, приключилась странная история, о которой не ведаю, как тебе и доложить-то…
Василий Дмитриевич с полуслова понял, что все не так просто, поднялся и крикнул:
– Эй, няньки, уведите Константина Дмитриевича!
Когда упирающегося и брыкающегося младенца унесли, князь выжидающе взглянул на Шишку: не томи.
– Помнишь, в Луцке я три рубля получил за обещании доносить о твоих намерениях?
– Ну, и что с того?
– Ничего, только ко мне явился тот человек и напомнил про должок…
– Что ж, верни ему все по-христиански… Казначей Иван Федорович выдаст тебе то, что задолжал.
– На сей раз по одежке Тарас более смахивает на купца, чем на мужика, и ему требуется не серебро. Он хочет разузнать о твоих намерениях относительно тестя…
– Да у меня никаких намерений и нет насчет Витовта…
Тут дверь отворилась, и в горницу впорхнула Софья Витовтовна в зеленом летнике, поверх которого накинула короткую беличью телогрею, отороченную куньим мехом, веселая и раскрасневшаяся, будто после качелей. Жар-птица, да и только!
– Кто тут всуе помянул моего батюшку и по какому поводу? – услышав конец фразы поинтересовалась велика княгиня.
– Это старая история, Софьюшка…
– Ну, так расскажи, сделай милость, позабавь меня, – попросила, капризно надув губки, женщина, которые князь так любил лобызать.
Как отказать милой? Велел Шишке повторить все сначала. Княгиня призадумалась, наморщив носик, а потом заметила:
– Это совсем не так просто, как кажется. Тут нужно хорошенько поразмыслить. А ты что намерен предпринять?
– Велю взять его. В пыточной заплечных дел мастера живо любому язык развяжут.
Прежде чем поднять человека на дыбу, палачи, как правило, выламывали ему плечевые суставы. Отсюда и прозвище «заплечных дел мастера». Растягивание тела доставляло невыносимую боль, но руки потом вправляли, и человек не лишался трудоспособности, а потому сия пытка считалась в какой-то степени гуманной.
– Ну-ну, – опять надула губки княгиня. – Это слишком просто. Надо что-то похитрее изобрести… Можно, государь, я им сама займусь?
Василия Дмитриевича немало удивила такая просьба, но перечить не стал:
– Делай, что хочешь, княгинюшка, а я завтра уезжаю на зайцев.
Софья Витовтовна повернулась к Шишке и велела:
– Зайди ко мне поутру после литургии, а я пока все обдумаю.
Рында всю ночь проворочался с боку на бок, вновь и вновь вспоминая рассказ: «И взглянули они друг на друга иными глазами. Тристан подумал об Изольде, а Изольда о Тристане…» Ему грезилась княгиня такой, какой ее узрел на берегу седого Волхова в предрассветный час…
С опущенными глазами, обмирая от неизвестности, явился к Софье Витовтовне, которая показалась ему еще обольстительней, чем прежде. Его душа потянулась к ней, но притяжения между мужчиной и женщиной разнообразны, даже прихотливы, а бывают непонятны. В этом есть нечто потустороннее, необъяснимое и запредельное. Заметив взгляд рынды, княгиня резко одернула его:
– Не смей на меня так смотреть, я тебе не сучка дворовая! Уясни себе сие раз и навсегда…
Потупил глаза, а она же, как ни в чем не бывало, принялась наставлять:
– Тарасу сообщишь, что великий князь готовится к походу на Киев и собирает полки под Можайском. Пусть озаботит этим известием своих хозяев… Ха-ха-ха…
– Так и сказать? – переспросил Шишка в растерянности.
– Более того, сообщишь ему, что узнал обо всем от дворянина князя Владимира Андреевича Серпуховского, который и возглавит поход. А чтобы Тарас ничего не заподозрил, запроси у него семь рублей. Ступай.
Направился к выходу и уже взялся за ручку двери, как княгиня остановила его:
– Какой ты смешной, право. Не глупи. А я тебе тогда понравилась?
От такого вопроса Шишка даже пошатнулся, словно от удара плетью по спине, кровь бросилась ему в лицо и, обернувшись, он выдохнул:
– Еще бы…
Рассмеялась:
– Ну то-то, ступай, окаянный.
«Чаровница, чистая ведьма!» – пронеслось в голове у Шишки, который еще более потерял голову.
В назначенное время явился в храм архангела Михаила. Отстоял обедню, но по окончании службы не встретил Тараса. «Знать, что-то ему помешало», – решил он, направляясь на великокняжеский двор. Когда уже подходил к воротам, его окликнули.
– Эй, молодец!
Обернулся – следом за ним, опираясь на клюку, ковылял нищий в лохмотьях, через которые проглядывало грязное тело. Тьфу ты, прости, Господи!
Юродивых – то ли сумасшедших, то ли провидцев – тогда немало шаталось по Руси. Они внушали одновременно благоговение, страх и любопытство. На ночлег они, коли не имели приюта, устраивались на церковных папертях или прямо на улицах в грязи. Зимой некоторые из них замерзали. В странных поступках и словах юродивых православные искали тайный смысл и находили его, веря и не веря в их предсказанья. От этого разум у людей мутился, что некоторых пугало.
– Ты меня кличешь, божий человек? – удивленно
