Кодовое имя – Верити - Элизабет Вейн
Он не улыбался, не хмурился, ничего такого. Я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Зачем, ну зачем я написала эти грубые, грязные, полные сарказма строки насчет выбора между поваром и инквизитором? Я не могла даже предположить, о чем он думает. А он легонько потеребил пальцами прядку моих волос и произнес всего одно слово. Оно одинаково звучит и на английском, и на французском, и на немецком: «Керосин».
Потом он оставил меня здесь совершенно одну за закрытой дверью.
Мне хотелось бы написать что-нибудь героическое и вдохновляющее, пока меня не превратили в живой факел, но я слишком извелась и отупела от страха, чтобы придумать нужные слова. У меня даже не получается припомнить подходящую цитату, презрительную и вызывающую, чтобы повторить ее тут. Интересно, что сказал Уильям Уоллес, когда его привязывали к лошадям, чтобы разорвать на части. В голову приходят только слова Нельсона: «Поцелуй меня, Харди».
Ормэ, 17.XI.43, Дж. Б.-С.
МНЕ ВЫМЫЛИ ГОЛОВУ. Вот для чего на этот раз понадобился керосин. Чтобы вывести вшей. Теперь от меня воняет этой огнеопасной гадостью, зато ни одной живой гниды не осталось.
Едва гауптштурмфюрер ушел вчера вечером из моей камеры, началась воздушная тревога и все, как обычно, попрятались в укрытие. Я плакала и ждала два часа, в точности как бывало во время недели допросов, а еще молила Бога и Королевские ВВС о прямом попадании, но тщетно. Потом налет окончился, но еще битый час никто не приходил. Целых три часа я пребывала в полном неведении, что же происходит. Вероятно, ф. Л. надеялся, что я запаникую и напишу нечто более полезное, чем в прошлый раз, но из-за моих отчаянных попыток освободить ноги стул, к которому я была привязана, опрокинулся. Излишне говорить, что в таком положении я не могла писать (и даже не подумала позвать на помощь). Наконец в камеру явились несколько человек, которые и обнаружили меня, исступленно пытающуюся выйти из роли перевернутой черепахи.
Мне удалось дотащиться вместе со стулом до дверей, устроить засаду и сбить с ног двух охранников, когда те вошли. Фон Линдену стоило бы уже знать обо мне достаточно, чтобы понять: я не стану покорно ждать казни, сдавшись без боя. Или не проявив хотя бы бледную тень собственного достоинства.
Когда стул поставили на ножки и снова подтащили к столу, вернулся фон Линден и положил передо мной единственную белую таблетку. Я, как Алиса в Стране чудес, немедленно начала испытывать подозрения. Понимаете, я по-прежнему думала о казни.
– Цианид? – сквозь слезы спросила я. Вполне себе гуманный способ самоубийства.
Но выяснилось, что таблетка никак не связана с экзекуциями. Это был аспирин.
Фон Линден, как и Энгель, наблюдателен и предусмотрителен.
Он дал мне еще неделю, но удвоил нагрузку. Мы заключили сделку. Еще одну. Если честно, я думала, что у меня уже не осталось ни кусочка души, который можно продать, однако нам все же удалось сторговаться. У гауптштурмфюрера есть ручная американка, радиоведущая, она транслирует нацистскую пропаганду, нацеленную на янки, работает в Париже, в берлинской службе вещания, и пристает к гестаповцем Ормэ насчет интервью. Хочет сделать на американскую аудиторию слащавый репортаж из оккупированной Франции: о том, как хорошо там обращаются с заключенными, какую глупую и опасную тактику выбирают союзники, отправляя на грязную работу невинных девиц вроде меня, и так далее и тому подобное. Несмотря на великолепные верительные грамоты, полученные от радио Третьего рейха, эта идея не нашла живого отклика в Ормэ, но фон Линден подумывает использовать меня, чтобы произвести хорошее впечатление.
«Не будь мое правительство настолько жестоким и бесчеловечным, я бы тут не оказалась, – вот что мне предстояло сказать этой корреспондентке. – И, напротив, видите, как хорошо обращаются немцы с пленными агентами? Как вы можете убедиться, я делаю переводы, выполняя нейтральную работу в ожидании суда». (Шутка. Никакого суда не предвидится.)
(После моей второй попытки побега, пока тупые подчиненные ждали, когда явится фон Линден и выберет для меня наказание, они болтали о множестве административных секретов, не подозревая, что я знаю немецкий. Так что теперь я куда лучше, чем предполагается, знаю их планы насчет того, что они собираются со мной делать. Ко мне применят тошнотворную программу под названием «Nacht und Nebel», то есть «Ночь и туман», благодаря которой они могут делать с теми, в ком видят «угрозу безопасности», все, что только в голову придет, после чего такие люди исчезают. В буквальном смысле. Их не казнят, а просто заставляют бесследно раствориться в «ночи и тумане». Господи, я пленница «Ночи и тумана». Вообще-то это тайная программа, настолько секретная, что даже ее название упоминать запрещено, только сокращение «NN». Если мои записи переживут меня, из них, скорее всего, все это вымарают. Строго говоря, не в традициях «NN» устраивать интервью для радио, но гестаповцы, мягко говоря, приспособленцы. Они всегда смогут потом порубить меня на кусочки и зарыть в подвале.)
Если я соглашусь сотрудничать с американской пропагандисткой, мне дадут больше времени. Но не в том случае, если я скажу мрачную правду. Тогда, наверное, они и дикторшу заставят исчезнуть, и это будет на моей совести.
Аспирин и керосин – часть операции «Золушка», призванной превратить меня из температурящей, завшивленной, психически нестабильной тюремной крысы обратно в пленного летного офицера, хладнокровного и уверенного, способного дать интервью на радио. Чтобы придать сюжету достоверности, мне поручили перевести кое-какие сделанные за последний год записи самого гауптштурмфюрера фон Линдена о добытой им информации, а также с именами (если он их знал), датами и, скажем так, некоторыми методами, которые он использовал. Ох, mein Hauptsturmführer[19], какой же ты гнусный нацистский ублюдок! Одну копию нужно было сделать на немецком для его начальника (у ф. Л. есть непосредственный начальник!), а вторую – на французском для каких-то бюрократических нужд. Вот французскими экземплярами я и занимаюсь. А фройляйн Энгель делает немецкие копии (она сегодня вернулась на службу). Мы трудимся вместе, и на записи ушли все добытые мною неправедным путем карточки для рецептов. Нас обеих это злит.
Работа одновременно ужасная и невероятно утомительная. Вдобавок вся информация подана в таком менторском стиле, что хочется ткнуть автору этих текстов в глаз острием карандаша.
