Кит на отмели - Элизабет О'Коннор

Я часто думаю о тебе на большой земле. С заводом не так просто, как я ожидал. Работа есть, но слишком много желающих ее заполучить. Каждое утро мы выстраиваемся в очередь перед заводом, надеясь отработать смену. Я и другие парни. Один из нас поет и этим зарабатывает на жизнь. Он напоминает мне о тебе.

Ты нашла работу у англичан? Какие они из себя? Мама говорит, они очень вежливые, но уж очень странные, а у мужчины руки нежные, как у ребенка. Как поживает Линос?

Я все-таки скучаю по острову. Помнишь, как весной в колодце у моего дома креветки икру метали? Я всегда тебе показывал их короткие, недозрелые лапки. Когда мы брали воду, то приходилось их вылавливать, и мы всегда пили чай, стиснув зубы, чтобы получилось что-то вроде сита, на случай, если не всех процедили. Я вспоминаю это время с большим удовольствием.

Я пишу сообщить тебе, что собираюсь записаться в армию. Слишком уж трудно найти работу, а я не хочу жить на острове. Кажется, скоро начнется вой на. Когда я поступал на службу, меня сфотографировали и выдали шоколад, компас и нож. Я вложил в письмо свою фотографию в военной форме и лишний компас. Думаю, они тебе понравятся. Я сделал так, чтобы мои казармы оказались аккурат восточнее Розового коттеджа.

Если захочешь ответить, напиши на адрес, что на обороте конверта.

Потом скорописью, карандашом. «Пожалуйста, напиши мне».

Фотография Ллеу была прекрасной. Кожа светлая. Волосы аккуратно уложены. Он не улыбается. Я достала компас и смотрела, как подрагивает стрелка.

Я стала носить одежду иначе и смотреть на нее по-новому. Я загодя обдумывала, в чем пойду петь для друга Эдварда в Париже. Я отделила добротную одежду, всю шелковую или бархатную. По большей части я ходила в одной и той же шершавой, сморщенной в талии жакетке. Мне хотелось, чтобы остальная одежда оставалась чистой и опрятной в чемодане, когда прибуду на большую землю. Мысленно я откладывала юбки и блузки для Линос, на вырост.

Утром в нашу дверь постучалась Джоана. Она пришла с фотоаппаратом Эдварда и хотела поснимать наш дом изнутри. Я не ждала ее и ничего не прибрала. Она настаивала, что предупредила меня до шторма.

Пока она фотографировала переднюю дверь и двор, я куда только смогла запрятала старые тарелки и грязную одежду. В шкафы, под кровать. Выбросила в окно замызганную скатерть, обнажив блестящую столешницу. На мне все еще была ночнушка, и я быстро переоделась в платье, которое носила позавчера, сложенное на спинке стула.

Джоана молчала, и я ходила за ней тенью, пытаясь увидеть дом ее глазами. Наши банки-склянки с едой, заготовленной на зиму. Высушенные травы на крюках. Старые покрывала, стеганые одеяла. Церковную обувь Линос, стоптанную и брошенную у двери.

– Тебе не нужно ходить за мной по пятам, – сказала Джоана. – Это почти что бестактно.

– Извиняюсь. В самом деле? Бестактно?

Она холодно улыбнулась и вышла из комнаты. Послышался ее вздох и щелчок затвора.

Пока она занималась своим делом, я развернула на столе декорацию. Достала рулон кружев, которыми мы не пользовались, и раскатала по столу вместо скатерти. Бронзовый подсвечник, пара новых свечей. Сахарница. Ложка, которую я натерла до блеска о свое платье. Когда Джоана вернулась, я продемонстрировала ей результат.

– Ты слишком стараешься произвести на нас впечатление, Манод, – изрекла она.

Мы пекли рождественский пирог. Линос просеивала сушеные фрукты, выбирая жесткие кусочки. Я взвешивала сахар. Мельчайшие кристаллики просыпались на стол. Линос подбирала их, прижимая кончиками пальцев, и щелчком отправляла обратно в тазик. Она была поглощена этим занятием. Я подумала, что могу наблюдать за ней часами.

Она лишь кивнула, когда я сказала, что собираюсь на большую землю с Джоаной и Эдвардом. Спросила когда? Я ответила, не знаю, возможно, весной, после Рождества. Она тыкала пальцем в сахарные песчинки, поднимая их к свету.

– Я видела Эдварда во дворе, – сказала Линос. – Несколько раз. Дом фотографировал.

Он мне об этом не говорил. Мы молча добавили в тазик сливочного масла. Со двора послышался крик.

– Это совенок, – сказала Линос, не поднимая головы.

Я подошла к запотевшему окну, ощущая за спиной тело Линос.

– Хорошая примета, – сказала она. – На удачу.

Прошло несколько дней. Ни от Джоаны, ни от Эдварда вестей не было. Проходя мимо церкви, я увидела запертые двери. Постучала и, пока дожидалась ответа, изучала церковные объявления, мхи, проросшие за стеклом. И вернулась домой.

Преподобный Джонс сказал, что они каждый день ходят на берег. С холма был виден песок, изрытый ногами. Однажды я наконец встретилась с ними. Стайка ребятишек носилась по пляжу, улепетывая от Эдварда. Они вопили, играли. Я-то знала, что они боятся его фотоаппарата, Линос мне говорила. Она тоже была не в восторге; сказала, аппарат похож на кошачий зрачок.

Когда я добралась до пляжа, Эдвард сидел в окружении детей. Они учили его валлийским словам – «кошка», «собака», «овца», «птица», «мышь». Один из них потянул его за рукав и прокричал другие слова – «болезнь», «грипп», «кашель», «лихорадка».

Он обернулся и увидел меня раньше, чем я подошла. Я помахала рукой. Он кивнул и повернулся к детям.

– Как будет «свинья»? – спросил он, почесывая подбородок. – А «уродина»?

Его голос потонул в детском хохоте.

– Как ты? – обратилась я к его плечу.

– Как сказать «уходи»?

Дети попадали наземь от смеха.

– Это только шутка, Манод, – сказал он, обернувшись и мимолетно встретившись со мною взглядом. – Я тут немного занят. Можем поговорить в другой раз?

Я кивнула. Ответа он дожидаться не стал.

~

Вечерами я старалась сосредоточиться на шитье. Я скучала по своим вышивкам и недоумевала, когда же Эдвард и Джоана их вернут. Мои пальцы не знали покоя.

Я вспомнила мамину молитвенную подушечку и вышила нитью круг деревьев. Черные ветви, тоненькие, словно волоски. Попыталась вышить птиц, но цвета показались мне слишком кричащими. Попробовала изобразить ласку по описаниям Джоаны из их родового поместья. Но так как я никогда их не видела, она тоже получилась несуразной, как змея на крошечных ножках. Раздосадованная, я бросила пяльцы на пол, отчего Илис встрепенулся. Я столько всего не видела в этом мире.

Одна из папиных газет лежала на стуле рядом со мной. Я взяла ее. На фото марширует колонна суровых мрачных мужчин и кольцо от