Кит на отмели - Элизабет О'Коннор
– У вас борода отросла, – сказала я Эдварду.
– Это я – Робинзон Крузо.
Он повернулся, собираясь уходить, и приподнял шляпу. Положил руку мне на спину, минуя меня. Вскоре подошел отец, на лице было выражение напряженного ожидания.
– Это по работе, – сказала я ему.
Отец покачал головой. Повернул обратно, рассеянно столкнулся с потрошительницей рыбы. Окуни рассыпались, барахтаясь в песке, жадно хватая воздух. Женщина бросилась их ловить. Остальные женщины захохотали. Я попыталась ей помочь, но она отпихнула мои руки.
В последний раз я видела маму, когда мы сидели за кухонным столом и готовили тазик с мидиями. Мама в то время редко покидала постель и пришла на кухню медленно и словно отросла от стены. Мы работали молча. Я обращалась с ножом небрежно и поцарапала палец у сустава. Мама взяла мою руку и подержала во рту, пока кровь не остановилась. Когда я закрываю глаза, пытаясь представить ее лицо, то вижу лишь пару створок мидии, медленно раскрывающихся у меня в руках.
Напоследок, перед отлетом на зиму, буревестники сгрудились на краю утеса. Мне подумалось, что они выглядят нелепо, когда ходят, словно человечки, на двух лапках. Они напоминали мне сказания стариков про фей, ворующих монетки на обочинах дорог.
Лия принесла платье, чтобы я его подновила. Она сказала, что на дворе ноябрь и до празднования Мари Луид остались считаные недели. Платье было из зеленой шерстяной ткани, с темным клеточным рисунком и траченным молью подолом. Смогу ли я его починить? Я сказала смогу. Она попросила прийти к ней на двор и помочь ей вытянуть и скрутить пряжу из мешка шерсти. Я сказала, что приду через несколько дней.
На дыры в платье я пришила коричневые цветочки. Они не очень выделялись на зеленом фоне и были заметны лишь при ближайшем рассмотрении.
Илис сидел у двери, дожидаясь отца и следя за всеми тенями, мелькающими под дверью. Я подозвала его, но он пренебрег мною.
Я перевернула платье, собираясь заняться оборотной стороной, но меня отвлек шум во дворе. Голоса и топот. Я встала, и тут Линос рывком распахнула и захлопнула дверь. Я прильнула к окну. Два мальчика, Кадок и Томос, отпрянули, как нашкодившие коты.
– Это что такое?
– Ничего, – ответила Линос. – Просто гоняемся.
~
Потом я нашла ее на кухне, в слезах. Она плакала навзрыд. Я прижала ее к животу. Перед ней была выложена скелетная модель, и в руке она держала сломанную кость. Линос плакала навзрыд, как дитя, раскрасневшись. Кость величиной и формой напоминала иглу.
– Я ее сломала, – сказала она. – Мне стало не по себе, и я ее сломала.
Когда она успокоилась, мы склеили скелет, заменив сломанную кость. Игла сверкала серебром. Она у меня была всего одна. Платье Лии подождет.
Всю ночь напролет я составляла описания своих вышивок для Эдварда и Джоаны. Пришлось писать, что изображала каждая из них и как я приобрела нитки. Джоана и Эдвард фотографировали их вместе с другими предметами – стеганым одеялом Лии и курткой рыбака, который утверждал, будто этой семейной реликвии двести лет. От куртки разило, и она походила на ветхое тряпье.
Покончив с писаниной, мне нужно было опустить этикетку в воду и затем прилепить к вышивке. Эдвард дал мне особую бумагу. Когда она высыхала, то приклеивалась к месту.
Я повторяла это действо с каждой вышивкой. К тому времени, когда я закончила, пальцы ныли и кожа у ногтей облезла. Я отодрала ее, и кожа обрела красный и нездоровый вид. Я вытерла пальцы о свое платье и легла спать.
Когда я пришла, Джоана и Эдвард уже были в церкви, читая письма из стопки. Я принесла вышивки в кожаном чемодане. Джоана повязала на волосы шелковый шарф с ярко-красным и зеленым рисунком. Выкладывая аккуратной кипой вышивки на стол, я заметила официального вида письмо со штампом НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОВЕТ УТИЛЬСЫРЬЯ.
– Это ваши друзья, Джоана? – спросила я, показывая на письмо. – Про которых вы говорили за ужином?
Джоана посмотрела на письмо поверх очков.
– Да, они должны прибыть со дня на день. Я велела им поторапливаться.
– Они взаправду заберут кита?
– Сколько смогут увезти.
Эдвард вдруг хохотнул.
– Что там?
– Вы только послушайте – письмо в газету, но его вернули сюда.
«Мне 18 лет и я ищу жену. У меня есть волосы, зубы, я баптист. У меня есть бык, две телочки, пять белых гусей…» подождите, вот, вот «… я превосходный сборщик водорослей, ульвы и моллюсков-блюдечек зимой».
– Каков Казанова!
– Это потому, что мы не рыбачим зимой. Нет ни сельди, ни омаров. К тому же вы, наверное, заметили, что сейчас выходить в море опасно.
– Нет-нет. Мы знаем. – Они переглянулись. – Просто… Смешно, – сказал Эдвард. – Просто забавно.
– Я думала, вам нравится наша еда.
– Нравится, нравится, мы шутим, Манод. Просто… написано старомодно.
Я хотела спросить почему, но не смогла найти нужных слов. Мне не понравился их тон. Эдвард втянул воздух сквозь ноздри, улыбнулся и покачал головой. У Джоаны вздрагивали плечи, словно она пыталась сдавить кашель.
– Кто это? – спросила я. – Кто автор?
Спрашивать не было нужды: единственный восемнадцатилетний мужчина на острове – Ллеу.
Я попросила дать мне отгул – отцу нужно было помочь высушить рыбу на зиму, а Линос – с домашним заданием. Они согласились.
~
Школьники обожали кита и поручили Линос его нарисовать. Она решила сделать маску. Росслин подарила мне небольшой набор красок, и мы их смешали, чтобы получить приблизительную цветовую гамму. Я нанесла контуры и отличительные черты. Мне понравилось рисовать глаза с паутинкой морщин. Закончив, мы раскрасили всю маску в насыщенный синий цвет. На самом деле кит был темно-серым, наподобие валуна. Я ничего не стала говорить Линос, и она осталась довольна. Она побежала показывать маску своему приятелю Томосу. Я слышала, как она бежит по тропинке, запыхавшись от радостного волнения.
Я пошла на пирс и смотрела, как женщины разгружают рыбу. После шторма они работали сверхурочно. В стороне я заметила Ольвену, которая разглядывала свои руки. Я задумалась о плавании на большую землю, пытаясь прикинуть, сколько нужно времени, чтобы добраться куда-нибудь, в Париж или Лондон, и во сколько это обойдется. Я услышала разговоры женщин о посадках кукурузы в поле близ моря. К моим ногам приблизилась кошка, привлеченная запахом. Запрыгнула мне на колени. Я не стала ее прогонять, и та
