Я, Юлия - Сантьяго Постегильо
Квинт Эмилий поглядел на одного из трибунов:
– Отнесите тело в императорскую спальню. А я оповещу сенаторов.
С этим словами он переступил через труп Коммода и покинул атриум. Пройдя между колонн, он зашагал по длинному коридору и наконец оказался в приемном зале. Там он ненадолго задержался, чтобы бросить взгляд в угол, где лежал еще один покойник – трибун Марцелл.
Префект претория плюнул на неподвижное тело того, кто мог стать его преемником. Потом направился к зданию Сената. С висевшего на поясе меча все еще капала кровь, заливая ножны изнутри. Марцеллу, в отличие от других преторианцев, не было предложено вознаграждения.
Х. Пять кандидатов
Новость о смерти Коммода распространялась по империи, наподобие растекающегося масляного пятна: сначала по Риму, немедленно вернувшему себе прежнее имя (которое он, в сущности, и не терял), затем по провинциям, дойдя до ушей наместников, и после этого – снова по улицам Рима, на этот раз смешиваясь со страхом и вожделениями, порожденными предвестием катастрофы.
Римский форум 1 января 193 г.
Сенатор Пертинакс молча стоял в ожидании возле базилики Ульпия, укрываясь в тени колонн. Он пришел вместе с сыном, в окружении многочисленных вооруженных рабов, которые беспокойно глядели по сторонам. Наконец послышались твердые шаги обутых в сандалии преторианцев – их ни с чем не спутаешь. Сенатора с сыном почти не было видно в полумраке. Рабы встали перед ними, образовав заслон, зная, что, если начнется схватка, они обречены на верную смерть. Что они могли сделать против опытных, закаленных в боях воинов? Защищать хозяев против ночных разбойников – одно дело, сражаться с гвардейцами – совсем другое.
– Приветствую тебя, Пертинакс, – раздался голос другого сенатора, пришедшего вместе с преторианцами.
Пертинакс сразу узнал его: это был один из старейших patres conscripti, его свойственник и друг. Он ощутил некоторое облегчение.
– А я тебя, Сульпициан. – С этими словами Пертинакс отделился от колонны. Оказалось, что тот явился не один: здесь были Дион Кассий, еще несколько сенаторов и даже сам префект претория. – Слушаю вас.
Сульпициан сразу перешел к делу:
– На завтрашнем заседании Сената мы выдвинем тебя в императоры.
Пертинакс сглотнул слюну. Ее было столько, что он едва не поперхнулся.
– Почему не тебя? – спросил он. – Ты ведь старше и опытнее меня.
Гельвий, сын Пертинакса, с изумлением слушал их разговор. Квинт Эмилий стоял с суровым видом, не говоря ни слова. Сульпициан улыбнулся:
– Благодарю тебя за любезность, но именно из-за того, что я старший, как ты учтиво выразился, мне нельзя облечься в императорский пурпур: мой возраст – слишком большая помеха. Солдаты, преторианцы, сенаторы – никто не хочет видеть во главе империи немощного старика, до чьего слуха уже доносится плеск стигийских волн. Ты опытен, как я, но еще достаточно бодр и полон достоинства, чтобы направить несчастный Рим, истерзанный Коммодом, на путь выздоровления.
– Но он… он действительно мертв? – осведомился младший Пертинакс, которого явно мучили сомнения.
– Именно так, – отрезал Квинт Эмилий, не вдаваясь, однако, в подробности.
Даже это заверение, похоже, не успокоило будущего преемника Коммода. Поэтому Дион Кассий счел нужным подойти к нему и дать объяснение:
– В этом нас заверил Гален, императорский врач.
– Гален… – шепотом протянул Пертинакс-старший, уставившись в землю. Казалось, он переваривал известие, которое теперь выглядело бесспорным. Раз Гален сказал «мертв», значит так оно и есть. И все же он колебался. – Почему бы не возвести на престол Клавдия Помпеяна? Он тоже превосходит меня по старшинству и состоит в родстве с божественным Марком Аврелием. Это куда более достойный кандидат.
Помолчав, Сульпициан проговорил:
– Хорошо. Тебе не понравится то, что ты услышишь, но я хочу быть с тобой до конца откровенным. На самом деле первым, о ком мы подумали, был Клавдий Помпеян. Почему именно он? Ты сам только что сказал. Но он отказался: мол, здоровье уже не то и возраст более чем почтенный. Насчет последнего он прав. Я понял, что должен отказаться по той же причине. А ты подходишь по всем статьям: зрелый, крепкий здоровьем, уважаемый всеми, честный муж. К тому же имеющий опыт как в государственных, так и в военных делах.
Все верно, подумал Пертинакс. Он не был задет тем, что первоначально ему предпочли Клавдия Помпеяна. Более того, это обстоятельство придало ему уверенности. Последнее, чего он хотел, – это личных столкновений, которые могли повлечь за собой раскол в Сенате и войске, а затем гражданскую войну. Легионы. Вот о чем нужно было думать в первую очередь.
– А наместники?
– Почему ты спрашиваешь о них? – осведомился Сульпициан.
– Согласятся ли они с решением Сената? – озвучил опасения своего отца Пертинакс-младший. – Вы понимаете, о ком я говорю.
Да, Сульпициан все понимал. Три наместника, имевшие в своем подчинении по три легиона каждый. Самые могущественные. Самые грозные. Те, кто мог поднять мятеж и надеяться на успех.
– Клодий Альбин, Септимий Север и Песценний Нигер – не просто наместники, но еще и сенаторы, наши собратья и порядочные люди. Они не пойдут против нашей воли. Я полностью в этом уверен.
– Гм… Да, наверное… Однако они не лишены честолюбия… но вместе с тем честны и прямодушны, с этим нельзя не согласиться, – сказал Пертинакс-отец.
Сульпициан был прав. Три наместника были также влиятельными сенаторами и вряд ли стали бы оспаривать единодушное решение сотоварищей, хотя имели собственные интересы. Казалось, что опасаться нечего. Но оставалась еще одна загвоздка. Пертинакс обратился к Квинту Эмилию:
– А что преторианцы?
– Им нужна только денежная выдача, больше ничего, – успокоил его префект претория. – По обычаю, солдаты получают выплату в случае восшествия на престол нового императора.
Стало ясно, что заговорщики все хорошо продумали.
Итак, он, Пертинакс, станет императором.
На его лице появилась улыбка.
– Можете положиться на меня.
Эборак[10], Британия Январь 193 г.
Послание с известием о смерти Коммода, принесенное одним из преторианцев, не удивило наместника Клодия Альбина. Он рассматривал карту своей провинции. На северной границе, как всегда, было неспокойно. Пикты и союзные им племена – меаты, отадины, сельговы – не только пересекли Антонинов вал, но и принялись нападать на римские гарнизоны, расставленные вдоль Адрианова вала, который проходил намного южнее.
Альбин развернул свиток, прочел, что в нем говорилось, и предложил солдату, вручившему его, отдохнуть в одной из палаток, стоявших близ претория британской столицы. Когда гонец удалился, Альбин повернулся к трибуну Лентулу: тот пользовался его полным доверием.
– Что думаешь? – спросил он.
– Даже не знаю. Сенаторы найдут кого-нибудь ему на смену. Вопрос лишь в том, насколько
